Могучий маг-универсал в школе заклинателей
Шрифт:
Я снял китель и фуражку. На всякий случай. На груди и кокарде были гербы нашей школы. Незачем ими светить.
Мы быстрым шагом двинулись по дороге. Трупов здесь не оказалось, зато они были на перпендикулярной улице. Там я заметил мужчин в штатском, которые пытались помочь двум людям, лежащим в окровавленных пиджаках на тротуаре. Подошёл, спросил, где больница. Мужик в жилетке, серых брюках и кепке, пытавшийся носовым платком остановить кровь у одного из пострадавших, сказал, что надо повернуть на следующем перекрёстке и пройти квартал.
Больница действительно оказалась недалеко. Она
— Кажется, я шапочку потеряла, — вспомнила Таня, пока мы шли.
На её голове действительно не было плоской шапочки с кокардой, которую носили ученицы вместо фуражек. Я не заметил, когда она пропала. Мне было не до того, чтобы следить за головным убором моей спутницы.
— Где? — спросил я.
— Кажется, возле подворотни. Когда все побежали, меня толкнули, и шапка слетела.
— Ерунда. Новую выдадут.
— Это да… Но меня накажут за утрату имущества. Могут даже стипендии лишить.
— И что предлагаешь? Пойти обратно? Там полно жандармов.
— Нет, — вздохнула Таня. — Не надо обратно. Сама виновата. Я ужасно испугалась и про всё забыла. Такая паника началась…
— Первый раз в перестрелку попала?
— Ага.
— Тогда это нормально. А вообще, запомни: тебе не надо бояться пуль. Благодаря своей духовной энергии ты можешь сделать тело пуленепробиваемым.
— А если зачарованные?
— Зачарованные — да, опасны. И очень дорого стоят. Никто не будет стрелять по толпе простолюдинов зачарованными пулями.
Таня промолчала. Она шла с напряжённым видом. Происходящее её сильно возмутило. Безжалостные расстрелы людей лишь за то, что они посмели требовать от императора лучшей жизни — это кого угодно заставило бы негодовать. Хотя аристократы и владельцы заводов лишь поаплодируют такой расправе. В их мире чернь не имела права выражать свою волю — только трудиться в поте лица и лобызать ноги своих хозяев. Жестокий мир, как и любой другой. Законы силы всегда одни. Если б я пожил в сотне миров, наверняка в каждом нашёл бы то же самое.
Я открыл тяжёлую стальную дверь главного входа больницы, и мы оказались в мрачном, людном помещении, освещённом электрическими лампочками. Здесь царила суета. Врачи прямо в коридоре возились с раненым, а на полу вдоль стен сидели несколько человек с перебинтованными головами и конечностями. Кто-то стонал от боли, всхлипывала и причитала какая-то женщина, недовольно гудели мужики.
Таня сказала, что она сама разберётся со своими делами, и попросила меня подождать в холле.
За время, пока она навещала отца и вносила плату за его лечение (на всё про всё ей понадобилось около двух часов), людей сильно прибавилось. Раненых тащили со всей округи. Некоторые были лёгкими и могли сами передвигаться, у других наблюдались страшные увечья. Одного мужика принесли с обугленным лицом, второго — с красным от ожогов телом, покрытым волдырями. Какого-то парня тащили, подбирая кишки, валящиеся из разорванного брюха, а у молодой женщины оказались раздроблены обе ноги.
Подобное мне приходилось видеть много раз, но всё равно было неприятно созерцать
Наконец, Таня вернулась. Она встала рядом со мной, в ужасе озираясь по сторонам. Все лавки были заняты, на некоторых лежали раненые.
— Всё сделала? — спросил я.
— А? Да, всё. Папеньку навестила, за лекарства заплатила… Ох, как же хочется надеяться, что он поправится. У них станок сломался, ему руку сильно порезало. Если он работать не сможет, я даже не знаю, как маменька одна будет содержать семью.
— Да, тут остаётся только надеяться.
Таня окинула взглядом собравшихся в холле людей.
— Какие же сволочи! — проговорила она. — Этих подонков самих надо зажарить, как свиней!
— Ты всё про жандармов? Возможно. Только в школе такие вещи не говори. Мне-то всё равно, а кто-нибудь из учащихся может и наставнику доложить, и у тебя будут большие проблемы.
— Не понимаю, почему ты настолько спокоен? — Таня посмотрела на меня с укором. — Разве тебе не жалко этих несчастных?
— Жалко. Но ведь они знали, на что идут. Как будто это первый раз происходит.
— А если жить так невозможно больше? Даже свободным рабочим не дают продохнуть, а крепостные и вовсе в хлевах на заводах живут, как скот.
— Да… бывает.
— Бывает? И ты не считаешь, что это несправедливо?
— Считаю. И что? Всем не поможешь. А вот жизнь собственной семьи, своих сестры и брата ты сможешь сделать лучше, если выучишься и устроишься на хорошую должность. Это тебе по силам.
— Но так не должно быть! — воскликнула Таня.
— Во-первых, говори потише. Не надо кричать на всю больницу. Во-вторых… — я перебрал в голове пару доводов, но не нашёл ничего лучшего, кроме как сказать. — Давай не будем заниматься бесполезными спорами. Ты расстроена, тебе надо отдохнуть. Поедем куда-нибудь пообедаем, успокоимся, а потом вернёмся в школу.
Я не знал, что ещё сказать и как объяснить этой девчонке, что мир не изменить. Сильные всегда угнетают слабых. Этот примитивный инстинкт искоренить невозможно. В то же время я прекрасно понимал Таню. Я вырос в бедной семье, и мне казалось несправедливым наше положение. Но у меня прорезался дар, а миллионы его лишены. Я им чем-то обязан? В этом мире задача заклинателей — защищать население от тварей с нижних слоёв. А всё остальное — их личные проблемы. Почему они должны меня касаться?
Как бы то ни было, этот мир показал мне изнанку, свои гниющие язвы, обратную сторону той роскошной, сытой жизни, которую вела аристократия. Хотя у дворянства тоже проблем хватало. Там тоже шла грызня, в которой сильные кланы сжирали слабых. Рано или поздно и мне придётся в этом участвовать, отвоёвывая место под солнцем.