Моха и другие
Шрифт:
— Ближе к делу, — Гай Легурт начал проявлять признаки нетерпения.
Епископ погладил украшенный бриллиантами крест на своей груди и продолжал:
— Город, в котором ты живёшь, который дал тебе всё, что у тебя есть, Панакес, этот город в опасности. Ты ведь знаешь, что сейчас идёт война? Ну конечно же, знаешь, ведь ты неплохо зарабатываешь на поставках для нашей доблестной армии! Но война затягивается. Несколько месяцев лежать в грязи вокруг этого мерзкого Вальбурга — это уже слишком! Нужно заканчивать.
Герцог кивнул. Аптекарь тоже.
—
— Как? — аптекарь улыбнулся. — Я не могу дать приказ войскам к отступлению.
Гай Легурт нахмурился. Вильхельм Бастард метнул недобрый взгляд.
— Нет, ну что ты! — захихикал епископ, жирное дряблое тело затряслось, словно студень. — Мы эту войну выиграем. И, надеюсь, с твоей помощью.
— Ваша святость, Вы что-то перепутали.
— А третьи говорят, что аптекарь Микаэль Панакес из города Хорбурга — не кто иной, как Эль Сабуб, упоминаемый в старинном манускрипте “De muscis”.
— Чушь! — вырвалось у Панакеса. — Не существует никакого Эль Сабуба. А эта рукопись, о которой вы говорите — подделка.
— Ещё у нас есть свидетельство Гамли из Квентовица, записанное перед его смертью…
— Советую не делать резких движений, — раздался звучный голос герцога. — На тебя, Панакес, нацелено пять самострелов, а кроме того — пистолет у меня в руке.
— Пули не сделают меня более сговорчивым, — резко ответил аптекарь.
— Я осыплю тебя золотом, Эль Сабуб, — Гай Легурт отложил пистолет на стол, рядом с серебряным блюдом и бокалами. — Ты сможешь закрыть свою аптеку и больше не помогать людям, которых на самом деле, насколько я знаю, ты недолюбливаешь.
— Я никогда ничего не делал ради денег…
Вильхельм снова начал нашёптывать, герцог бросил многозначительный взгляд на епископа.
— Именем твоего хозяина заклинаю тебя, Эль Сабуб! — завопил вдруг епископ Валериус, соскочив с кресла. Уж никак нельзя было заподозрить в нём такой прыти. Перед собой он выставил какую-то книгу в переплёте из чёрной кожи. И это явно было не священное писание.
В то же мгновение вскочил и аптекарь.
— Прекратите! — крикнул он. — Нет у меня никакого хозяина! Нет у него никакой власти надо мной!
Изумрудные глаза Панакеса яростно сверкали, и так большие от природы, сейчас они стали ещё больше. Ноздри аптекаря трепетали от гнева. Епископ Валериус, надо сказать, при вспышке аптекаря порядком струхнул, книга в его руках дрожала.
— Спокойно! — сказал Гай Легурт. — Договоримся по-хорошему.
— Не думаю, что у Вас есть то, что Вы могли бы предложить мне, Ваша светлость, — аптекарь вновь сел, но во всей его позе чувствовалось напряжение.
Епископ налил себе вина в кубок и крупными глотками осушил его.
— Разве? — герцог сделал удивлённый вид. — Я вот вижу перед собой две чаши весов. На одной — твоя, Панакес, спокойная жизнь, семья, дети, благополучие, идиллия, одним словом. На другой — твоё очередное
Аптекарь побледнел.
— А потом, когда она мне надоест, я её убью, — добавил Гай Легурт.
Епископ зачавкал сочным яблоком, делая вид, что происходящее здесь его не касается. «Флёр, Флёр, Флёр!» — звучало в голове у аптекаря. Как же он мог забыть о том, что есть на свете человек, ради которого он готов на всё! Который любит его и которого любит он сам!
— И какая чаша перевесит — зависит от тебя. Всего лишь маленькая услуга… — закончил герцог с кривой ухмылкой.
— Меня зовут не Эль Сабуб, — тихо и медленно проговорил аптекарь. — Меня зовут Микаэль Панакес.
Улыбка сошла с лица герцога, однако появилась вновь, когда он услышал:
— Что я должен сделать?
Вчетвером они прошли в другую комнату, поднялись на чердак (Вильхельм Бастард предварительно отпирал внушительного вида замки на дверях и решётках) и оказались в алхимической лаборатории. Колбы, реторты, перегонные аппараты и многое другое — всё было так знакомо аптекарю. И в то же время от всего этого веяло запахом смерти и гнили.
— Вы хотите, чтобы я отравил колодцы Вальбурга? — устало переспросил Панакес.
— Разве это так сложно? — герцог улыбнулся. — После этого городские ворота откроют, и жители сдадутся на мою милость. Даю тебе слово, никаких показательных казней не будет. Небольшая контрибуция, удовлетворение моего честолюбия — большего мне не надо.
— Уверен, Панакес, у тебя в кладовках множество отравляющих веществ, — сказал епископ Валериус, натягивая на руки длинные резиновые перчатки, — но у нас есть кое-что особенное…
И он достал из стального шкафа колбу. Совсем небольшая колба, содержимое которой осветило комнату ядовитым жёлто-зелёным светом.
— Осторожно! — вырвалось у герцога, когда аптекарь словно во сне протянул к колбе руку.
— Но… это не просто яд… — выдавил из себя Панакес. Тёмная тень пробежала по его лицу.
— Главное — чтобы жители Вальбурга испугались, чтобы их обуяла паника. Нет никакой нужды убивать их, — заскрипел епископ Валериус.
— И тем не менее… умрут многие…
Нервная дрожь охватила аптекаря. Герцог и епископ с нескрываемой радостью наблюдали за отчаянием Панакеса.
— Я не знаю… — бормотал он. — Я не хочу думать об этом…
— Сделай это, Панакес, — сказал герцог. — Я буду тебе благодарен до самой смерти.
— Смерть, да, — сказал аптекарь.
Он пришёл в себя.
— Я вижу, что вы хорошо постарались, — произнёс он уже более спокойным тоном.
А затем он поднёс колбу ко рту и опрокинул её. Сияющая зелёная жижа полилась прямо ему в рот. Гай Легурт, Валериус и Вильхельм Бастард поспешно схватились за тряпки, пропитанные каким-то раствором и закрыли ими свои носы. Панакес допил жижу, в каждой капле которой затаилась ужасная смерть, осторожно закрыл колбу и вернул её епископу.