Мохнатый бог

Кречмар Михаил Арсеньевич

Белый медведь чувствует себя хорошо как на суше, так и в море. Но когда видит человека, то бросается на него, желая отомстить за ту женщину, из пальца которой возник.

Все мы с детства помним то неповторимое место, которое бурый медведь занимает в русских народных сказках.

Надо сказать, что в подавляющем их большинстве мишка обрисован без особой симпатии. Медведь запугивает мужиков, берёт в полон детей, ломает постройки и вообще склонен наносить всяческую поруху. Ещё счастье, что он недостаточно сообразителен и тугодум, зачастую действует по принципу

«сила есть — ума не надо», что даёт возможность народному герою компенсировать находчивостью звериное физическое превосходство. Однако даже это иногда не удаётся, и в чистом фольклорном варианте сказка далеко не всегда заканчивается хорошо — зачастую хеппи-энд она приобретает только в литературной обработке. Вот одна из сказок, записанных в Вологодской области А. Н. Афанасьевым. Она так и называется:

Медведь

Жили-были старик да старуха, детей у них не было. Старуха и говорит старику: «Старик, сходи по дрова». Старик пошёл по дрова; попал ему навстречу медведь и сказывает: «Старик, давай бороться». Старик взял да и отсёк медведю топором лапу; ушёл домой с лапой и отдал старухе: «Вари, старуха, медвежью лапу». Старуха сейчас взяла, содрала кожу, села на неё и начала щипать шерсть, а лапу поставила в печь вариться. Медведь ревел, ревел, надумался, да и сделал себе липовую лапу; идёт к старику на деревяшке и поёт: Скрипи, нога,

Скрипи, липовая! И вода-то спит, И земля-то спит, И по сёлам спят, По деревням спят; Одна баба не спит, На моей коже сидит, Мою шёрстку прядёт, Моё мясо варит, Мою кожу сушит.

В те поры старик и старуха испугались. Старик спрятался на полати под корыто, а старуха на печь под чёрные рубахи. Медведь взошёл в избу; старик со страху кряхтит под корытом, а старуха закашляла. Медведь нашёл их, взял да съел.

Б. А. Рыбаков считает, что здесь перед нами отрывок весьма архаичного фольклорного произведения, в котором, по всей вероятности, пропущены какие-то звенья; осталось одно: лесной хозяин карает людей, использующих его отрубленную лапу в утилитарных целях — варят мясо, прядут шерсть, сушат кожу. Ещё две «стандартные» сказки на медвежью тематику.

Мужик и медведь

Приехал мужик в поле, стал пашню пахать. Вдруг вышел медведь из лесу — да к нему.

— Мужик, мужик, я тебя съем.

— Не ешь меня, медведь. Давай лучше вместе репу сеять. Как вырастет репа — разделим поровну.

— Ладно, — говорит медведь, — давай.

Вот вспахали они поле, посеяли репу. Выросла репа крупная да сладкая. Стали мужик и медведь делить репу. Спрашивает мужик:

— Ты, медведь, что себе возмёшь: вершки или корешки?

Медведь говорит:

— Вершки возьму.

— Ну, хорошо, будь по-твоему: бери вершки.

Отдал мужик медведю всю ботву от репы, а репу домой увёз.

Пожевал-пожевал

медведь ботву — невкусно.

Пошёл он к мужику и говорит:

— Дай-ка мне корешки попробовать.

Дал мужик ему репу. Медведь съел и говорит:

— Э, мужик! Твои корешки сладкие, вкусные, а мои вершки горькие. Не буду больше вершки брать!

На другое лето посеяли мужик и медведь пшеницу. Славная выросла пшеница. Принялись они жать, медведь и говорит:

— Ну, мужик, давай мою долю, да смотри — без хитрости.

— Хорошо. Говори — что теперь возьмёшь?

— Давай корешки.

Мужик не стал спорить. Взял себе вершки, а медведю оставил корешки. Вот мужик намолол пшеничной муки, напёк пирогов, сидит да ест. А медведь приволок в свою берлогу корешки, стал их жевать. Жевал-жевал, не мог разжевать. Понял он, что опять не то выпросил. Досадно стало медведю. Перестал он вместе с мужиком землю пахать.

Про медведя

Жили-были бабушка и две внучки — Маша и Даша. Собралась Даша в лес по ягоды, по свежие грибы. Вот бабушка и говорит:

— Ты, Дашенька, далеко не ходи, от тропочки не беги, через пни-колоды не перескакивай, а то, смотри, заблудишься.

— Хорошо, — Даша говорит.

Пошла Даша в лес. Идёт — ягодку за ягодкой щиплет, песню поёт. Да и не заметила, как от тропочки ушла, в дремучий лес зашла, стала через пни-колоды перескакивать. Сидит кукушечка на высоком дубу, на сухом суку.

— Ку-ку! Ку-ку! Иди, девочка, в левый бок!

Пошла девочка в левый бок. Откуда ни

возьмись, вдруг выскочил, откуда ни возьмись, вдруг выпрыгнул Мишка-медведь, Михаил Иванович. Схватил Дашу в охапку — и бежать! Бежал, бежал, прибежал в свой дом. А дом у него большой-пребольшой, богатющий… В подвале не пусто — репа, капуста, грибы сухие, соты медовые. В клети добро — пух и перо, шерсть овечья, шуба человечья. Принёс медведь Дашу в хоромы и говорит:

— Вот хорошо, мне уже давно хозяюшка нужна. Будешь жить, мне рукавицы шить, топить печь да пироги печь. А я на охоту буду ходить, еду приносить.

Плачет Дашенька, а медведь ей мёду, орешков, ягод притащил — утешает. Ну, Дашенька поплакала и спать легла. Утром Мишка-медведь её разбудил.

— Ну, — говорит, — я на охоту иду, а ты щи свари, да мне одеяло сотки.

Миша ушёл, а Даша за дело принялась. Да всё у неё дело не клеится, всё из рук валится. Стала щи варить — воду через край пролила, печь затопила — всю избу задымила. Села ткать — нитки рвать, узелки вязать. Пришёл вечером Мишка домой. Изба чёрным-черна, окна не видать, щи без соли, каша горькая. Стал Мишка спать ложиться. Новым одеялом укрылся, да как вскочит!

— Это что, да это как? Не одеяло — дерюга! Покололо мои ноженьки, поцарапало мои плечики. Ах ты, эдакая нерадивая, ленивая, неряшливая! Иди в подвал, там сиди, репу перебирай, капусту считай!

Да и запер Дашу в тёмный подвал.

А бабушка да Маша искали-искали Дашу, да искать перестали. Ну вот, ладно, хорошо. Время прошло. Стала Маша в лес по ягоды собираться. Бабушка ей и говорит:

— Ты, Машенька, далеко не ходи, от тропочки не беги, через пни-колоды не перескакивай, а то, смотри, заблудишься.