Мои алмазные радости и тревоги
Шрифт:
Около палаток был заметен штабель, как нам с пилотами показалось, сложенный из мороженой рыбы. Но когда самолет подрулил к палаткам, мы увидели, что это не рыба, а дрова, заготовленные на случай долгого ожидания самолета. Лес от палаток отстоял далеко, натаскать такое количество дров стоило немалых усилий. Рыбы же у рыбаков не было совсем. Оказалось, что вскоре после ухода первого рейса по реке пошла шуга, потом начался ледостав, и они не могли ставить сети в нужных местах. Да и ленились, предпочитая возне с сетями в ледяной воде картёжную игру в тёплой палатке.
У нашего отряда была своеобразная традиция. Несъеденные за лето продукты, неистраченный бензин и кое-что из полевого снаряжения не вывозить после окончания работ на базу, а оставлять в тайге на месте последнего лагеря. Из того расчета, что в эти места все равно
Надо сказать, что такой способ оставлять на потом продукты редко бывал удачным. Ящики, несмотря на толстые доски, прогрызались какими-то хищными зверьками, верёвки подвеса тоже перегрызались, заначки падали на землю и доставались мышам и всякому мелкому зверью. Росомахи, на редкость пакостные существа, добирались до полубочек, переворачивали их и пожирали все содержимое. Несмотря, однако, на неудачный опыт в прошлом, привычка лабазить продукты оставалась.
И на этот раз надо было оставить на сохранение столитровую бочку бензина, не израсходованную незадачливыми рыбаками. На галечной косе залабазить ее было негде, тем более что паводковыми водами коса затоплялась. До леса катить бочку было далеко и несподручно. Решили переправить ее на другой берег, где и припрятать в курумнике на крутом склоне горы. На реке в этом месте был прижим с быстрым течением, русло сужалось до сотни метров, другой берег, казалось, вот он — рукой подать. Вода была совершенно чистой от шуги и льда.
У рыбаков имелись небольшая дюралевая лодка «Янтарь» и лодочный мотор «Вихрь». Последний они расхваливали как исключительно надежный и заводящийся с полуоборота. То есть проблемы переправить бензин на другой берег не было никакой. Бочонок закатили в лодку, я сел на весла, и мы с корешем отчалили.
Мотор действительно завелся с полуоборота. Мы лихо развернулись, я уже сложил весла, как вдруг... В двадцати метрах от берега мотор чихнул и заглох. Как ни дергал кореш за пусковую веревку, мотор не заводился. Я поспешил на веслах обратно к берегу, ибо течение несло нас под сплошной лед на плесе ниже переката. До берега было недалеко, но пристать к нему оказалось делом трудным. Береговая полоса реки была уже ранее покрыта льдом. Вода почти на метр упала, и береговая наледь на уровне груди не давала нам подойти к мелководью. Сильное течение было уже и под этой наледью, и нас несло дальше под сплошной лед на плесе. Если нас затянет туда, то, считай, все пропало: оказаться на кромке сплошного льда, хрупкого и ломкого в конце прижима, — верная гибель.
Лодку тянет под береговой лед. Кореш сидит, растерянный, и уже не пытается заводить мотор. Я изо всех сил цепляюсь за льдину, стараясь затормозить лодку. Руки скользят, обдираю их в кровь, но зацепиться не за что, лед скользкий, да и лодка уходит из-под ног. На помощь нам бегут пилоты и Виктор Ильич, но они явно не успевают, нас несёт быстрее них.
Но тут случилось чудо. То ли в течении около берегового льда образовалось завихрение, то ли течение воды замедлил береговой выступ косы, но лодку мне удалось притормозить и удержать ногами, пока не подбежали пилоты. Кореш бросил им чалку, и мы были спасены. Лодку вытащили на береговой лед, благо, он был прочным, и потащили её к самолету. Только взглянув на прижим реки с самолета, мы осознали, насколько близки были к гибели.
Такая вот невеселая история, но со счастливым концом. Злополучный мотор не заводился по той причине, что в карбюратор попала вода и там замёрзла. Но хорошо уже то, что мотор сдох вблизи берега, а не на середине реки. Иначе я не успел бы догрести обратно, прежде чем нас затянуло под лед.
ЧОЛОНЧОН
Не зная броду, не суйся в воду
Так называется один из притоков Большого Патома в его среднем течении. Это довольно крупная горная речка длиной около двухсот километров. Как и все горные речки — порожистая, а в период таяния снегов и после ливневых дождей — бурная и своенравная. Среди рыбаков Ленска она славится обилием хариуса, а среди
Естественно, геологи и геофизики тоже не прочь были наведываться в этот район, когда представлялась такая возможность. Одно время туда засылались отряды Ботуобинской экспедиции для поисков золота, но работы эти были свёрнуты еще в конце шестидесятых годов. По алмазам же никакой зацепки не было, в складчатых районах Западного Алдана поиски их бесперспективны.
В конце семидесятых годов в районах, прилегающих к Большому Патому, велась Государственная гравиметровая съемка. Одна из партий экспедиции № 6, проводившей эту съемку, базировалась в знаменитом когда-то приискательском посёлке Витим (который прославлен Шишковым в «Угрюм-реке»). С инспекторской проверкой туда однажды направлялся Эрнст Келле, начальник шестой экспедиции. Мы с моим другом, Толей Верменичем, упросили его взять нас с собой, надеясь по случаю попасть на Большой Патом, который протекает невдалеке от Лены, почти параллельно ей. Надежды наши оправдались: через какое-то время мы оказались в устье Чолончона — в одном из самых живописных мест на Патомском нагорье. Забросил нас туда съёмочным вертолётом Генрих Желвис, начальник упомянутой гравиметровой партии. По времени года это были, как помнится, двадцатые числа мая.
В приустьевой части Чолончон разделяется на две протоки, как бы окаймляющие остров, поросший густым лесом. В день высадки с вертолёта от острова к руслу реки простиралась приличной ширины галечная коса. На ней в живописном беспорядке лежали толстые льдины, оставшиеся после спада паводковой воды. Мы выбрали на косе наиболее сухое место и расположились лагерем: поставили палатку, развели костер, смастерили кухонный стол, сварили что-то съедобное, отметили прибытие «материальчиком» и занялись текущими делами. Я ловил в протоках хариусов, Эрнст с Толей разделывали медведя, которого в тот же день привезли с гор вертолётчики. Медведь хоть и тощий был после зимней спячки, но все же хлопот с ним было немало. Тем более, что парни занимались свежеванием медведя впервые, и дело у них не очень спорилось.
Два дня прошли в хлопотах по хозяйству и освоению жизненного пространства на острове. Солилась пойманная рыба, провяливалась на солнце медвежатина, щипались и потрошились добытые Эрнстом утки. Словом, дел было много. Мы по-детски радовались, что попали в такое благодатное и живописное место. Тем более, что погода стояла по-летнему тёплая, а комары еще в большой массе не появились.
Но на третий день наше безмятежное существование было нарушено: мы заметили, что в Патоме начала подниматься вода. Этого мы никак не ожидали, полагая, что если льдины лежат на берегу, то паводок уже кончился. Лишь позднее мы узнали, что ледоход — это только начало паводка для горных рек. Да и не только для горных: по Лене первые льдины тоже остаются на берегу и лишь позднее смываются поднимающейся водой. С наступлением тёплых дней снег в горах начинает активно таять, что уже происходит после ледохода в реках, и только тогда имеет место наибольший подъем воды. Что и произошло с Большим Патомом. И тут мы оказались в пиковой ситуации.
Вода активно пожирала косу, и к концу третьего дня нашего пребывания в этом уютном уголке природы мы оказались прижатыми к лесу. Положение наше усугублялось тем, что мы не взяли с собой резиновых лодок для смены места, если нас будет подтоплять паводковая вода. Мало того, мы не догадались прихватить с собой приличный топор и двуручную пилу, если бы случилось рубить вертолётную площадку в лесу. Лес же на острове был с деревьями в обхват и рубить площадку надо было, даже при наличии инструмента, целую неделю. Рации у нас тоже не было, и запросить Желвиса о срочной помощи мы не могли. Такая вот сложилась ситуация, хоть караул кричи. Но кричи не кричи, никто не услышит, в радиусе сотни километров жилья нет. Вот в таком дурацком положении оказались мы, незадачливые любители рыбалки и охоты.