Мои алмазные радости и тревоги
Шрифт:
«У романтиков одна дорога»
Много их скиталось на чужбине, Баламутя души на пути. Много их осталось там поныне, Не прийти им больше, не прийти. Не смотреть нездешними глазами, Не сидеть с соседом до утра, И не слушать древние сказанья, И не петь с бродягой у костра.«Тундры голубое созвездье»
Тундры голубое созвездье Где-то за Полярной дугой. Отчего не радаОтчего так много тревоги В розовых туманах твоих?..«Ночами долго курят астрономы»
Какой корабль, надеждой окрылённый, Рванется разузнать, что там в огне? Какие убиваться будут жёны Сгоревших в неразгаданной стране? Но кто-нибудь опять начнет атаки, Чтоб засветить открытий фонари. Но ты держись подальше от той драки, Не открывай меня — сгоришь!«Прости, что бегу от насиженных мест»
Холодные волны бушуют окрест, В них рыба гуляет шикарная. С левой руки моей — Южный крест, С правой — звезда Полярная...Много всяких прочих, самых разнообразных по тематике песен было в памяти Игоря. Но, пожалуй, чаще других он повторял суровую альпинистскую песню «Боксаны»
Там, где день и ночь бушуют шквалы, Тонут скалы грозные в снегу, Мы закрыли напрочь перевалы И прорваться не дали врагу. День придет решительным ударом, В бой пойдем, друзья, в последний раз. И тогда все скажут, что недаром Мы стояли насмерть за Кавказ!И «Кострому»
По судну «Кострома» стучит вода, В сетях антенн качается беда. И ты ключом, приятель, не стучи, Ты в эти три минуты помолчи...И ещё одна из любимых его песен:
А наша звезда, как сон, пестра, Её мы нашли с тобой вчера, Ты стала моей судьбой вчера, Ты стала моей женой вчера...Шло время. В конце 60-х годов жизнь разбросала нас по разным углам Якутии. Кто-то оказался в Якутске, кто-то в Мирном, кто-то в Айхале. Игорь и Рита тоже перемещались по своему жизненному пути: Нюрба — Айхал — Якутск — Мирный — Москва. Встречаться мы стали реже, но при каждой встрече опять зажигались песнями. Репертуар Игоря обновлялся, появлялись новые мелодии. Однажды он прекрасно спел Галича «Мы похоронены где-то под Нарвой»:
Мы похоронены где-то под Нарвой, Мы были — и нет! Так и лежим, как шагали, попарно, И — общий привет! Эй, поднимайтесь, такие-сякие, Ведь кровь — не вода. Если зовет своих мёртвых Россия, Так значит — беда!При
Конечно, со временем, когда Игорю уже было за пятьдесят, он стал петь реже, да и голос стал сдавать, но любовь к пению у него не иссякала. Иногда пел он и песни на слова Есенина, но не все, лишь некоторые из них. Замусоленных и часто повторяемых он не любил. Чаще всего он исполнял эту:
Ты поила коня из горстей, в поводу, Отражаясь, берёзы ломались в пруду. Я смотрел из окошка на синий платок; Кудри черные змейно трепал ветерок. Мне хотелось в сиянии пенистых струй С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй, Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня, Унеслася ты вскачь, удилами звеня...Песни эти привлекали его своим трагизмом, да как и многие другие песни. Одной из самых любимых его была лермонтовская «Выхожу один я на дорогу»:
И весь день, всю ночь мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел. Надо мной чтоб, вечно зеленея, Тёмный дуб склонялся и шумел.Не дуб, но другое ветвистое дерево склоняется, Игорь, над твоей могилой. Пусть оно долго, долго охраняет твой покой.
Не один ты ушел из жизни по этой дороге. Вслед за тобой уже последовали душа нашей компании Наташа Карева, виртуоз игры на гитаре Женя Газелериди, поклонник Есенина Виктор Минорин, воздушный ас, бортоператор Сергей Удовенко. Скоро дойдет очередь и до всех нас. Но пока мы держимся. И когда тоска по ушедшим особенно щемяще берет за сердце, вспоминаем твою любимую песню:
Ветер тихонько колышет, Гнёт барбарисовый куст, Парень уснул и не слышит, не слышит Песни душевную грусть.ПОДДУБНЫЙ И ПУЛКОВО
Было это в 1960 году или годом позже, память стала изменять. Во время какого-то геофизического совещания при ВИРГе или ВИТРе (опять забылось) я познакомился с известным в геологических кругах изобретателем по фамилии Поддубный. Он занимался гравитационными вариометрами, конструировал их в одиночку и во многом преуспел. Его приборы потом применялись в геофизической разведке рудных месторождений. На упомянутом совещании всерьёз обсуждался вопрос: отдать ли его тематику заводу «Геологоразведка» или... завод придать к Поддубному. Так сформулировал эту ситуацию гравиразведчик Леонид Яковлевич Нестеров, бывший в то время директором ВСЕГЕИ.
Но речь о другом. При встрече с Поддубным я посетовал, что мне негде измерять физические свойства образцов, поскольку в черте города из-за промышленных магнитных помех работать с измерительной аппаратурой почти невозможно.
А предыстория этого разговора такова.
Во второй половине 50-х годов на территории алмазной провинции в Западной Якутии широко велись аэромагнитные съемки. Многочисленные региональные аномалии, выявленные этими съемками, требовали интерпретации, то есть объяснения их геологической природы. Вызваны были они кристаллическими породами архейского метаморфического фундамента, залегающими на глубинах от одного до пяти километров под чехлом осадочной толщи палеозоя, но какими именно породами, было неясно. О магнитных свойствах докембрийских образований не имелось сколько-либо достоверных сведений.