Мои горные лыжи
Шрифт:
Здание турбазы "Солнечная долина" уже 70 лет является визитной карточкой Домбая. Его построила Академия Наук СССР в конце 30-х годов прошлого века.
Для турбазы оно мало подходит. Чтобы принимать туристов, с южной стороны к старому 2-х этажному корпусу пристроили столовую и кухню с плитой. Поскольку труба у кухни была низковата, да и розу ветров строители не учли, в коридорах часто бывало дымно. В номерах было холодно, свет чуть теплился. В общем, звезду на этом отеле ставить было негде. Но это меня мало волновало. Так же, как и позорная еда в столовой. Главное то, что было за стенами турбазы.
А за стенами была лавинная опасность, длиннющие лыжи "мукачи", инструктор Халид Акаев, много снега и солнца.
Выбор был не велик. Подъёмник был всего один. Скромненький бугель метров на 250, который всё время ломался. Находился он при въезде в Домбай слева, там, где сейчас гостиница "Крокус". Это и был основной учебный склон. Или группы уходили на Русскую поляну вдоль опор первой и второй очереди кресельного подъёмника. Тогда стояли только опоры. Иногда самые настойчивые уходили в альплагерь Алибек. Там тоже был небольшой бугельный подъёмник.
Когда группа выходила на склон, инструктора куда-то быстро пропадали, и каждый вытворял, что мог. В нашем заезде был один симпатичный молодой мужчина, который прилично катался на лыжах. Это был вулканолог с Камчатки, бывший москвич. Как-то ему надоело смотреть на наши мученья, он собрал вокруг себя человек шесть и занимался с нами часа 3. После его советов я хоть что-то стал понимать.
Инструкторов было несколько. Их сразу можно было узнать по шикарным самовязанным свитерам из чёрной шерсти с большим красным клином на груди. Но самым заметным был Халид Акаев.
Эффектный молодой мужчина, красиво катался и имел очень даже не- плохое, по тем временам, снаряжение. Когда мы уже с полученным инвентарём собрались на первое занятие, Халид, как я понимаю, специально задержавшись, вышел к нам со сверкающими белыми лыжами и бережно положил их на снег. Не так, как сейчас, самые прекрасные лыжи с грохотом и небрежно бросают к ногам, а положил. Вся группа тут же окружила его и молча уставилась на это великолепие. Кто-то охрипшим голосом несмело спросил: "Кто их делает?" Югославия. А когда на вопрос, сколько же они стоят, Халид ответил – 200 рублей, с некоторыми чуть не случилась истерика. Ведь в ту пору не каждый кандидат наук получал такие деньги.
Кроме того, Халид Акаев хорошо играл на гитаре, имел приятный голос и с лёгким акцентом неплохо исполнял песни Высоцкого, который тогда был в большом почёте. Даже по областному радио несколько раз передавали песни в его исполнении.
Поскольку я всю свою жизнь прожил в Сибири, мне казалось, что в бытовом, обывательском понимании, я про снег знаю всё. Ан нет. Оказалось, что Домбайский снег того года, совсем не такой как у нас. У нас снег чаще всего жёсткий и злой. Пушистый он бывает только, когда свежий, после снегопада. А в Домбае на склоне, где мы катались, он так и остался мягким. Поэтому после каждого падения при катании на склоне получалось довольно приличная яма и всех быстро приучили её засыпать. И ещё одна особенность. Если в сугроб ткнуть тыльной стороной лыжной палки, то в этом углублении снег имел зеленовато-бирюзовый цвет.
В один из дней нашу группу повели на экскурсию в альплагерь Алибек. Это километра 3 вверх по ручью Алибек. Недалеко от посёлка тропа проходит рядом с кладбищем погибших альпинистов. Постояли, помолчали и положили несколько пихтовых веточек. В Алибеке снега оказалось ещё больше. Бугельный подъёмник был засыпан вместе с опорами и не работал. А дома тоже были засыпаны почти до конька крыши.
В Алибеке,оказывается, тоже жило человек 20 любителей горных лыж. Но самые фанаты экзотики размещались в хижине под самым ледником. Там вообще никакой цивилизации – ни света, ни воды, ни дров. Поэтому в Алибеке существовал такой неписанный закон –
Никаких развлечений в посёлке Домбай в то время не было. Ни кино, ни телевизора, ни ресторанов, ни кафе. Днём ещё что-то продавали - шашлык, пиво. А вечером мы в основном находились в помещении. На 2 этаже гостиницы был небольшой зальчик, где имелся бильярд со стальными шариками и стулья вдоль стен. Иногда, если Халид Акаев был в настроении и приносил гитару, мы пели под его аккомпанемент. В этом зальчике, кстати, висела аляповатая картина с надписью "Будущее Большого Домбая". По замыслу авторов там был изображён перспективный план развития горнолыжного курорта – трассы, подъёмники, гостиницы. Предполагался даже такой фантастический вариант – маятниковая канатная дорога с поляны на вершину Зуб Софруджу (это на перевальной точке Большого Кавказского хребта) и далее на южные склоны хребта с выходом на море в районе Сухуми. По замыслу авторов предполагалось организовать комплексный водно-горнолыжный отдых летом. Неделя у моря и через пару часов на горных лыжах на нетающих ледниках на высотах 3000-3500 метров. Правда, позже сообразили, что без акклиматизации это просто опасно для здоровья.
Поскольку свет в номерах был очень плохой, читать было нельзя. Да и нечего. Поэтому чаще всего мужская половина группы собиралась в нашем номере и начинался трёп на свободную тему: анекдоты, о работе, кто откуда приехал. Номер наш был четырёхместный, и съехались мы из разных концов: Москва, Рига, Мурманск, Красноярск.
Как было написано выше, я поселился первый. Вторым появился мужчина солидного (по моим тогдашним понятиям) возраста – лет за 50. "Эрдманис Владимир. Рига". Когда он узнал, что я из Красноярска, немного скривился и с кислой миной произнёс:
– Знакомые места!
– Что, приходилось бывать в командировке?
– Приходилось…
– Дальше я не стал расспрашивать, так как понял, что это была за командировка. Владимир уже тогда был националистом, и самыми любимыми его анекдотами были такие, где русские выглядят полными дебилами, а бравые латыши - умны, великодушны и благородны. Тем не менее, на Новый Год он прислал мне поздравительную открытку, которая начиналась так:
Здоровья, любви, денег!
Я, насквозь пропитанный коммунистическими идеалами, возмутился: "Вот, мерзавец! А где же любовь народа к партии и нет ничего про соц. соревнование". Потом довольно быстро сообразил, что лучшего пожелание человеку любой национальности, в любой точки Земли и придумать-то сложно.
Вторым соседом оказался москвич, выпускник МВТУ, кандидат наук Герман Шишков. Остроумный, ехидный и близкий мне по духу человек. В этом сезоне на мне была одежда вся чёрная – и шапочка, и куртка, и брюки. Так Гера тут же прилепил мне прозвище - "Чёрная молния". С молнией у человека ассоциируется что-то быстрое и стремительное. А это "чёрная молния", то-бишь я, едва держалась на лыжах, а по склону двигалась судорожными рывками, часто падая. В отличие от многих, с кем я знакомился за долгую жизнь в командировках и путешествиях, с Германом Борисовичем и его семьёй я поддерживал дружеские отношения более 30 лет. До тех пор, пока не перестал ездить в командировки в Москву. Помимо многих своих талантов (он, например, был ещё и мастером спорта по самбо), Герман Борисович обладал ещё одним редким даром. Он был профессиональный спорщик высокой квалификации. Не в том смысле, что по любому поводу и без повода ввязывался в свару и орал, как зарезанный. Нет. Он, как правило, редко начинал сам, но если вступал в спор, вёл себя очень спокойно, всегда находил убедительные аргументы и обычно побеждал. Мне ни разу не удалось выиграть у него спор. И самое удивительное, я почти уверен, что если бы мы после его победы поменяли точки зрения, он бы снова положил меня на лопатки.