Мои посмертные приключения
Шрифт:
— Я умер раньше тебя. Мой самолет разбился, едва отлетев от Мюнхена.
— Боже мой! Надеюсь, ты умер сразу, не мучился?
— Это была мгновенная смерть.
— Да… Вот ты и долетался по своим московским девочкам!..
— Анна! Я ведь не к девочкам летал…
— Георгий! Неужели ты и теперь будешь мне врать? Опомнись!
— Я не вру, Аннушка. Послушай меня, теперь я должен сказать тебе всю правду. Я не к девочке летал, а к мальчику. У меня в России остался сын. Я скрывал это от тебя.
— Ты всегда что-нибудь
— Скрывал! Да! Потому что, скажи я тебе правду, ты опять стала бы решать все за всех и по-своему. Ты всегда так делала! Это ты решила переехать из Питера в Москву — и мы переехали. Это ты диссидентствовала, а меня дразнили «декабристкой»! Это из-за тебя нам пришлось покинуть родину и… Да я уж не говорю обо всем остальном!
— Я не виновата, что на тебя ни в чем нельзя было положиться, что ты неумел принимать решения. А если я была такая плохая, то почему же ты не бросил меня?
Меня несло. Казалось бы, я уже давно покаялась в своем супружеском диктаторстве, сто раз пожалела о том, что держала Георгия за мальчишку и пыталась руководить им. А вот теперь встреча с ним и эта потрясающая новость застигли меня врасплох, и опять из меня полезло! Я и ненавидела себя, и не могла остановиться.
— Анна! Я любил тебя до самой смерти и после смерти, ты же знаешь!
— Я знаю только то, что я ничего не знала о твоем сыне.
— Зато я знал, как ты страдала от того, что у нас не могло быть детей. Мы ведь у врачей не проверялись, и я не хотел, чтобы ты знала, что не я в этом виноват, а ты. У меня-то уже давно был сын.
— А кто его мать? За что ты любил ее?
— Я не любил ее. Это была случайная связь. Киноэкспедиция в провинцию, деревенская девчонка, обалдевшая от одного только знакомства с тем, как делается «всамделишное кино». Ну, ты знаешь, как это бывает у киношников… Ну и… А девочка-то была дочерью сельского священника, и она, слава Богу, не захотела избавиться от ребенка. Я не смог ее уговорить. В результате — сын Александр.
— Сколько же ему лет?
— Двенадцать.
— Боже мой! И все эти годы ты держал с ними связь и обманывал меня?
— Да. Прости меня, если можешь.
— Так выходит, не было твоих бесконечных романов, за которые ты просил прощения, а я — прощала?
— Не было. Прости меня.
— Зачем же ты так долго меня обманывал, Георгий? Почему ты просто не рассказал мне все как есть? Я бы поняла и отпустила тебя.
— Вот этого-то я не хотел и боялся. Я ж тебя знаю! Ты бы меня непременно отправила к сыну.
— Пожалуй, да… Ребенок ни в чем не виноват.
— Да это ясно! Я ведь усыновил его.
— Легче от этого стало мальчику? Заимел заграничного папочку-туриста.
— Всегда ты так! Скажи лучше, прощаешь ты меня или
— Так чего же тут прощать? Ты все-таки оказался лучше, чем я думала. Бог простит!
— Может, и простит. Но если ты не простила, то и на Его прощение нечего надеяться: я ведь не Бога обманывал почти тринадцать лет, а тебя.
— Да, история…
— Еще не вся, Аннушка. Я ведь тогда летел на похороны Татьяны. Она умерла, и мой сын остался в деревне с больной бабушкой, вдовой попадьей. Я хотел о них позаботиться, но вот погиб и ничего не успел. Не представляю, как они там теперь…
Я молчала, потому что мне было нечего сказать.
— Анна, ты помнишь, мы заключили страховки друг на друга?
— Да, что-то такое было. Но какое это имеет теперь значение?
— А такое, что я и с этим тебя обманул. Я потом переделал страховку на Сашу.
— Ну и правильно сделал.
— Помнишь, на полках в моей комнате стояла «История кино» Салуля? Вот в ней, во втором томе я хранил метрику Саши, его фотографии и мою страховку.
— Сейчас побегу искать! А где теперь Татьяна?
— В Раю, конечно. Она ведь всю жизнь, до самой смерти отмаливала наш общий грех. Она себя и перед тобой чувствовала виноватой, за тебя всегда молилась, чтобы ты пришла к вере. Она была очень хорошая, тихая такая, безответная.
— Ты ее видел после смерти?
— Где я мог ее видеть? Не ревнуй, пожалуйста, хоть сейчас!
— А ты что, совсем не был в Раю?
— Не все такие счастливые, как ты, не всем повезло иметь дедушку среди святых. Я-то умер, как обухом по голове. Один миг — и я очнулся, окруженный бесами. Это было жутко, я ведь никогда не думал о смерти и совершенно не был к ней готов.
— Да уж, могу себе представить! Как же ты перебрался через мытарства?
— Не спрашивай! Я так и не прошел их до конца, и бесы сбросили меня в ад.
— Подожди-ка… А откуда ты знаешь, что у меня есть дедушка святой?
— Сама рассказывала.
— Когда? Чего ты мелешь?
— Когда, когда… Совсем недавно, когда мы сидели на балконе нашей виллы, пили вино и ты мне рассказывала о своих райских каникулах…
— Что-о?!
— А вот то-о! Еще надо посмотреть, кто кому изменял: «Лопоухенький! Лопоухенький!»
— Как тебе не стыдно! К мальчишке ревновать! А откуда ты, собственно, о нем знаешь?
— Анна! Ты что, совсем меня не узнаешь? А уши?
Господи! Да как же… Я обалдело уставилась в лицо своего мужа. Потом с визгом бросилась ему на шею:
— Лопоухенький! Чудище мое ненаглядное!..
Когда я отплакалась и отсмеялась, Георгий Лопоухий спросил:
— Хочешь посмотреть мою работу?
— Конечно!
— Видишь вон там, над входом в церковь, незаконченный орнамент? Это моя работа! Ну, не только моя, конечно… Я пока еще только прямые полоски и зигзаги высекать научился. Видишь, во-он там!