Мои южные ночи (сборник)
Шрифт:
– Джамик Булатович, в Сунжегорском театре сняли с репертуара мою пьесу. И я хотела узнать… – в отчаянии выпалила я.
Но мой собеседник, пропустив мои слова мимо ушей, наконец открыл нужную страницу и, ткнув куда-то в пространство розовым пальцем, заголосил:
– Смрадный вопль застыл над окропленными алой сукровицей равнинами…
Официант, как раз ставивший на стол блюдо с мясом, вздрогнул, покосился на чтеца и, негромко хмыкнув, продолжил заниматься сервировкой. Я же, осознав, что на помощь ко мне никто не придет и нужно брать дело в свои руки, выхватила из сумки как назло молчащий мобильник и крикнула,
– Прошу прощения! Срочный звонок!
А затем, все так же прижимая к уху аппарат, другой же рукой подхватив сумочку, я рванула прочь из обеденного зала. В холле, отдышавшись, я подумала о том, что, конечно, по правилам приличия нужно было бы вернуться к столу, извиниться перед министром и наврать о том, что у меня случилось что-нибудь ужасное, а потому я никак не могу продолжить нашу с ним увлекательную беседу. Но от одной мысли о том, чтобы снова попасться на глаза этому сунжегорскому баснописцу, мне становилось дурно. Пожалуй, еще одной выдержки из романа «Под сенью кровавых плащаниц» я могла и не пережить.
В итоге, отловив одного из официантов, я сказала ему:
– Вот что, любезный. Ты уж, будь другом, передай Джамику Булатовичу, что мне пришлось срочно уйти. По семейным обстоятельствам.
Уже выскочив на улицу и поспешно сворачивая за угол, я услышала, как за моей спиной хлопнула дверь здания и Джамик Булатович заголосил мне вслед:
– Куда же вы? Я еще хотел прочесть вам из нового, – и загремел державинскими строчками:
Восстал всевышний бог, да судитземных богов во сонме их…Я же, не оглядываясь, рванула дальше.
Несколько часов после бегства из ресторана я просидела у себя в номере, глядя, как южное солнце постепенно клонится к горизонту. Больше всего мне хотелось позвонить по заветному номеру в приемную Тамерлана Руслановича, попробовать связаться с ним и спросить напрямую, не знает ли он, с чем были связаны обрушившиеся на меня неприятности. В конце концов, мне ведь нужно было понять: оставаться здесь или уезжать. Гостиничный номер мне оплачивал театр, и если пьеса была окончательно снята с постановки…
Но набрать эти цифры я не решалась, лишь снова и снова прокручивала в голове фрагменты таких далеких сейчас дней на островах.
Я вспомнила другой закат, когда солнце медленно гасло, опускаясь в потемневшие воды Средиземного моря, и небо заволакивало нежной сиреневой дымкой. С балкона в мой номер тянуло прохладным свежим ветром. Откуда-то доносились звуки вальса. И мы с Тимофеем, дурачась, кружились по комнате, выписывая какие-то смешные, нелепые па. А потом он вдруг остановился, прижал меня к себе и горячо прошептал в волосы:
– Вот бы так всегда… Здесь… С тобой…
В груди у меня защемило. Я с первой минуты нашей встречи отчего-то чувствовала безнадежность, недолговечность нашей истории. Знала, что эти дни – как морской бриз, просочатся сквозь пальцы и улетят, оставив на губах горчащее послевкусие. И все же, тряхнув головой, с каким-то судорожным весельем спросила:
– За
Он посуровел лицом: тяжелее обозначился подбородок, сошлись на переносице темные брови – и отозвался:
– Нельзя. Есть вещи, которые важнее этого, важнее нас.
– Это какие же? – недоверчиво хмыкнула я.
И он скупо бросил:
– Долг.
Вальс грянул громче, видимо, где-то внизу, на гостиничной террасе, разыгрался оркестр. И Тимофей, подхватив меня, принялся кружить еще быстрее. Будто убеждая не думать в эту минуту о неминуемом расставании, лишь лететь, парить, отдавшись порыву. Чтобы потом, когда все будет кончено, вечно вспоминать однажды посетившее тебя ощущение полета.
Я закрыла лицо руками и усилием воли заставила себя успокоиться. Не было никакого смысла сидеть в номере и предаваться ностальгическим воспоминаниям. Я обязана была узнать, кто развернул против меня такую масштабную войну. И сдаваться после первой же неудачи было нельзя.
Поразмыслив некоторое время, я пришла к выводу, что могла бы обратиться за помощью к еще одному человеку. Был у меня здесь, в Сунжегорске, один знакомый, не имеющий в отличие от министра прямого отношения к культурной жизни города, однако же порой поражавший меня удивительной осведомленностью по самым разным вопросам. Человека этого звали Ислам, был он лет сорока или пятидесяти – на вид определить было трудно, и представлял собой типичную темную лошадку. Признаться честно, чем он занимается, я так до конца и не поняла. Знала только, что он много путешествовал по долгу службы – жил и в Грузии, и в Турции, и в Сирии до войны. И вообще имел тенденцию внезапно возникать в самых неожиданных местах. Так, например, познакомились мы с ним через пару дней после моего приезда в Сунжегорск, на приеме в Министерстве культуры. А уже на следующее утро Ислам вдруг возник под балконом моего гостиничного номера, напугав меня, выскочившую спросонья вдохнуть свежего воздуха, едва не до нервной икоты.
– Что вы здесь делаете? – ахнула я, заметив прохаживающегося среди благоуханных розовых кустов мужчину.
Честно сказать, в первую минуту я даже его не узнала. У Ислама была поразительно непримечательная внешность. Ни в лице его, ни во всей фигуре не было ничего такого, на чем мог бы задержаться взгляд. Не урод и не красавец, не блондин и не брюнет, не носатый и не курносый. Весь он был словно припорошен сверху слоем пыли, не позволявшей разглядеть никаких характерных особенностей. Думаю, Ислам легко мог бы влиться в толпу любого города мира и мгновенно стать своим.
– Доброе утро, Анастасия Михайловна! Хорошего вам дня, – туманно пожелал бродивший под моим балконом человек, зашел за дерево и вдруг исчез.
Как сквозь землю провалился. Я даже поморгала, не уверенная: не померещилась ли мне его фигура в утренней туманной дымке? И только тут сообразила, кем он, собственно, был. Ислам… Надо же!
С тех пор мы с ним пересекались еще несколько раз при тех или иных обстоятельствах. Можно даже сказать, некоторым образом подружились, перешли на «ты». И теперь мне почему-то подумалось, что если кто и сможет помочь мне разобраться в сложившейся ситуации, то именно этот загадочный мужчина со странными связями и неопределенным родом занятий.