Мольбы богомолов

Монтейе Юбер

3

Вдруг затрясся, словно мышка,

Крысу рядом увидал;

Тут к нему подкралась кошка

Чуть к ней в лапы не попал.

Ишь, удачлив был, однако

Кошке в лапы не попал.

А чего ее бояться,

Ведь известно всем давно:

С крыши без толку бросаться,

Коль утопнуть суждено. (2 раза.)

4

С головой наш бедолага

Уж зарылся было в стог...

Вновь от шороха соломы

Припустил он наутек.

Шустрый был, видать, однако

Как чуть что - он наутек.

А чего ее бояться,

Ведь

известно всем давно:

С крыши без толку бросаться,

Коль утопнуть суждено. (2 раза.)

5

Избегая всех последствий,

Жил монахом при жене,

И вдобавок пару рожек

Заработал он вполне.

Хоть ленился он, однако

Заслужил ее вполне.

А чего ее бояться,

Ведь известно всем давно:

С крыши без толку бросаться,

Коль утопнуть суждено. (2 раза.)

6

Воду только ключевую,

Чтоб не спиться, парень пил.

На беду, в сырой водице

Он заразу подцепил;

Не смертельную, однако,

К счастью, хворь он подхватил.

А чего ее бояться,

Ведь известно всем давно:

С крыши без толку бросаться,

Коль утопнуть суждено. (2 раза.)

7

Опасаясь зимней стужи,

Дров держал он полон дом,

Только, помня о пожаре,

Не любил игры с огнем.

Мерз, бедняжка, но, однако,

Не терпел возни с огнем.

А чего ее бояться,

Ведь известно всем давно:

С крыши без толку бросаться,

Коль утопнуть суждено. (2 раза.)

8

И когда, как ни берегся,

Он со страху дал дуба,

Труп нашли уже холодный;

Что поделаешь - судьба.

Труп остыл уже, однако.

Что поделаешь - судьба.

А чего ее бояться,

Ведь известно всем давно:

С крыши без толку бросаться,

Коль утопнуть суждено. (2 раза.)

Все-таки сказывается моя немощь - покорпев два часа над переводом, чувствую себя так, будто целый день ворочала камни. Если бы не мысль, что я старалась для Вас, я, разумеется, не стала бы тратить столько времени и труда. Пусть же эти непритязательные куплеты скрасят мрачные раздумья о том, что Вас, может быть, ждет. Порой малая толика юмора способна сделать человека терпимее и терпеливее...

Любящая Вас...

Париж, 11 августа 1949 г.

Мадам Поль Канова - мадам Кристиан Маньи.

Дорогая моя,

песенка просто великолепна, а перевод столь хорош, что невольно возникает подозрение, не Вы ли автор этой вещицы.

Но, к счастью, я пока не нуждаюсь в подсказках, чтобы оценить комическую сторону моего положения. Вообще юмор - одно из главнейших свойств личности; он позволяет взглянуть под особым углом на все прочие человеческие добродетели. Замечали ли Вы, что остроумия чаще всего недостает именно тем, кто блюдет неприкосновенность законов и обычаев, - чиновникам, судьям, проповедникам разных религий?

Однако после этого вступления, воздав заслуженную хвалу Вашему таланту, позволю себе напомнить Вам, что всякому юмору должен сопутствовать такт. И если Вы действительно дорожите нашей перепиской,

то предоставьте мне самой вышучивать мою жизнь. Ваши насмешки, Беатрис, ранят меня тем больнее, что я искренне к Вам привязана.

Видимо, Вам не удалось избежать влияния американских нравов. Хорошие манеры легко забываются, и трудно сохранить их, живя в стране, по которой еще сотню лет назад кочевали племена дикарей. Но даже утрата внешних форм не должна затрагивать содержания, не должна стирать того, что записано внутри нас, в сердце. Мое - бьется лишь во имя Вашего выздоровления.

С любовью и нежностью...

Сан-Франциско, клиника Санта-Клара, 18 августа 1949 г.

Мадам Маньи - мадам Канове.

Моя бесценная, моя единственная подруга,

тысячу раз умоляю: простите меня! Я так раскаиваюсь в своей глупой выходке - раскаиваюсь тем сильнее, что и со здоровьем все обстоит очень неважно. Поверьте, мне сейчас совсем не до поддразнивания. Время шуток прошло, и, боюсь, навсегда.

Но поговорим о другом... Или лучше сделаем так: говорите Вы, а я буду только слушать. Расскажите мне о чем-нибудь, о чем угодно - о себе, о своих делах, обо всем, что занимает Вас в этом огромном мире, который я медленно покидаю, уходя в небытие...

Мечусь в поисках утешения, задаю Вам тысячу вопросов... Поражаюсь, как у Вас хватает сил и терпения столько времени возиться со мной, пренебрегая собственными заботами - а их, я думаю, немало... Неужели Вам не скучно учить меня хорошим манерам?

Напишите мне поскорее! Жду Вашего письма с величайшим нетерпением и надеюсь, что оно будет таким же дружеским, какими были прежние.

Любящая Вас...

Париж, 8 сентября 1949 г.

Мадам Поль Канова - мадам Кристиан Маньи.

Милая моя,

если насмешливость - признак улучшения Вашего здоровья, то я с великой радостью готова служить постоянной мишенью любых Ваших острот. К тому же я надеюсь, что вскоре смогу выслушать и оценить их в личной беседе с Вами: я собираюсь провести недельку-другую в Мексике, и мне нетрудно будет, сделав небольшой крюк, навестить Вас в Сан-Франциско.

Теперь о Вашем вопросе - не скучно ли мне "возиться с Вами" и "давать уроки хороших манер". Постараюсь в немногих словах удовлетворить ваше любопытство (замечу, кстати, что оно вполне простительно для человека, у которого осталось в жизни так мало удовольствий...).

Рецепт моего мужества очень прост: надо заниматься только своими собственными делами, то есть лишь теми, исход которых не зависит от игры случая, а определяется суммой затраченных усилий. И еще всегда наслаждаться каждой выпавшей радостью так, как будто она последняя.

Первое из этих условий не блещет оригинальностью, но для его выполнения требуется высочайшая степень самодисциплины. Что касается второго, то и в нем нет ничего необычного, но, опять-таки, успешно воплотить его в жизнь сумеет лишь тот, кто способен целиком, без оглядки, отдаваться чувству наслаждения. А таких людей меньше, чем принято думать.