Молчание пирамид
Шрифт:
И эта смена вызовет опускание и поднятие материков, вследствие чего произойдет смещение земной орбиты, заметное изменение климата, а далее последует цепь геологических катастроф, связанных с шахтами, пустотами, образовавшимися в земной коре из-за откачки нефти и газа, и наконец, произойдет разбалансировка недр…
Сергей Николаевич выключил компьютер, чтобы полностью отвлечься от материала, сел в кресло и, откинув голову, расслабился, на несколько секунд подавив всякие желания, мысли и слыша только свое медленное дыхание. Обычно это
Однако бессонная ночь отозвалась мгновенно — уснул сразу и крепко, как в детстве.
А проснулся от того, что ощутил рядом присутствие другого человека, и медленно открыл глаза: перед ним, как привидение, стоял режимник Баринов — самая таинственная личность в «Бурводстрое», появляющаяся всегда неожиданно и из ниоткуда.
— Глубоко задумались, Сергей Николаевич? — с каким-то гнилым, мерзким сарказмом спросил он.
Обязательно доложит Леди Ди, что Самохин спит на работе…
— Да, очень глубоко. — Не хотелось объяснять, что всю ночь провел на операции в Коломне, и ему положен отгул.
— Ваши экспресс-анализы, — Баринов положил на стол пластиковую папку и пакетик с камешком, одолженным у Саши. — Распишитесь.
Самохин расписался и глянул на часы — проспал три с половиной часа! И вспомнив, с чем засыпал, непроизвольно уперся взглядом в режимника: этот без возраста, без эмоций, с каким-то полупрозрачным лицом-маской человек помнил все секретные материалы, когда-либо входившие в группу по чьему-нибудь запросу или существовавшие в закрытой базе данных. Правда, он мог не знать содержания, но преамбулу, в которой упоминаются каналы, наверняка должен запомнить.
— Герман Степанович, — вкрадчиво заговорил Самохин, — у вас же уникальная память! В течение этого года или в прошлом я читал один документ… Может, чей-то отчет, прогноз… Там говорится о каналах.
— Марсианских?
— Нет, земных энергетических каналах.
— Назовите конкретно документ. Чей отчет?
— Не помню. Но что-то связано с Бермудским треугольником.
Баринов считал, что весь «Бурводстрой», кроме него одного, занимается дурью, всякой чертовщиной, бесполезным, бессмысленным и потому безумным делом, отчего многие уже давно потеряли рассудок.
Если бы не Леди Ди, которую режимник ценил и которой служил преданно, он давно бы говорил об этом вслух, но вынужден был только намекать.
— Что-то вы плохо выглядите, товарищ Самохин. У вас голова не болит?
— Нет, не болит.
— А у меня болит. От ваших странных вопросов. Водянистые глаза и чуткие уши, живущие у режимника сами по себе, не поверили, однако приземистое, квадратное и при этом невесомое тело покинуло комнату, почти не касаясь пола.
Сергей Николаевич раскрыл папку с экспресс-анализами и стал листать страницы, выхватывая только заключения: все представленные образцы из лечебницы Наседкина оказались метеоритами — более сложную экспертизу
На отдельном листке было заключение по почечному камешку, где подтверждалось, что это твердое щавелевокислое образование, вызывающее мочекаменную болезнь.
После изучения простыни с энергетическими каналами Самохин уже не сомневался, что будут какие-то другие результаты, но прежде чем докладывать Леди Ди, следовало задать целителю несколько вопросов, и он решил завтра же съездить в Коломну. Пять дней еще не прошло, но можно изобразить резкое улучшение самочувствия, привезти какой-нибудь подарок, попросить еще один сеанс и просто наговорить много благодарных слов, к которым он наверняка привык.
Утром, едва Самохин выгнал машину со стоянки, позвонила Саша и вдруг заявила, что ей необходимо встретиться сейчас же по очень важному делу. И только Самохин заикнулся о Коломне, как она почти закричала:
— Возьми меня с собой!
Ему очень хотелось встретиться, а помешать разговору с целителем она никак не могла, поэтому Сергей Николаевич с радостью помчался к ней на Шабаловку.
— Ты соскучилась? — спросил он, помогая девушке сесть в машину.
— Совсем нет! — провозгласила Саша со знакомой целеустремленностью. — У меня есть очень важное дело!
— К кому?
— К тебе, мой покровитель.
— Выкладывай.
— Мне нужно посоветоваться, — уже серьезно сказала она. — Ты старше, опытнее и мудрее. Я хочу бросить академию или перевестись на заочное и идти работать.
Саша заканчивала четвертый курс юридической академии, причем училась на платном, родители были состоятельными людьми, жили в Смоленске и снимали ей хорошую квартиру — тряслись над единственной и к тому же больной дочкой.
Вероятно, выздоровление пробудило в ней взрыв свободы, активности и желание быть самостоятельной.
— Что говорят папа с мамой? — спросил он.
— Они ничего не знают. И ничего пока не узнают. Папа у меня грозный, не поймет.
— Погоди, ты хоть сказала, что теперь здорова?
— Сказала. Даже снимок УЗИ по факсу отослала. И про тебя сказала… А больше ничего они знать не должны.
— Почему?
— Как ты не понимаешь? Я устала от их опеки за эти годы. Папа с мамой у меня… они же конвоиры! Мне очень важно, что ты скажешь.
— Все зависит от того, куда ты пойдешь работать и ради чего.
— Хочу напроситься в ученицы к Наседкину!
— Ого!..
— Я поняла — это судьба! Болезнь, долгие мытарства по клиникам и это чудесное исцеление, все подсказывает мне путь. Мой тайный путь!.. Я должна лечить людей! Я должна научиться, перенять опыт, секреты, овладеть магией звезд и планет… Николай Васильевич уже старенький!
Переубеждать ее не имело смысла, юношеский максимализм, разогретый избавлением от тяжелого и унижающего женскую сущность недуга, стал бы противиться всякому разумному слову.