Молчание посвященных. Эффект бумеранга (сборник)
Шрифт:
Синяя галогеновая лампа мертвым мерцающим светом освещала бункер. Спящие на бетонном полу стонущие, храпящие, заходящиеся в утробном кашле люди и спертый воздух придавали грязному зиндану сходство с преисподней. Крыса Маруська время от времени высовывала усатую мордочку из-под мышки Сарматова и, настороженно покрутив ею во все стороны, брезгливо фыркала и снова пряталась под рукой у человека.
Громила, тот, которого серб назвал «потрошителем из Германии», соскользнул с матраца и стал осторожно подбираться к Сарматову. Он уже занес руку, чтобы
– Ну, даешь, Маруська! – отодрав крысу от окровавленного носа «потрошителя», сказал он сквозь смех. – Фриц – можно сказать, белобрысая бестия, а ты ему арийскую фотографию портить!..
Китаец Ли Фан, проснувшийся позже других, оценив ситуацию, вскочил, как подброшенный пружиной, и отбросил «потрошителя» на середину бункера. Он уже занес сжатые в замок ладони над бугристым черепом жертвы, но Сарматов остановил его:
– Не надо. Пусть живет, вонючий хорек…
– Зачем ему жить? – удивился китаец.
– Не знаю, Фан. Но… зло не лечат злом.
Подумав, китаец согласно кивнул:
– Так же говорил великий учитель Конфуций.
Однако продолжить сон обитателям бункера не удалось – неожиданно распахнулась дверь, и туда ворвались вооруженные арабы. Они бесцеремонно вытолкали всех в предрассветный прогулочный дворик. Последним, с Маруськой на плече, вышел Сарматов. Арабы держали его под прицелами автоматов, но старались не приближаться.
Маленький Чжан, китаец-полицейский, замаскировавшийся с видеокамерой на склоне, примыкающем к вилле, вел непрерывную съемку длиннофокусным трансфокатором.
– Мистер Бейли, – оторвавшись от камеры, шепнул он храпящему рядом Рыжему Бейли, – там монах, мистер Бейли. Он почему-то с крысой на плече…
– Какой монах?.. С какой крысой? – сонно откликнулся тот.
– Монах, который дрался с вами на полицейском катере, а потом сбежал с пристани.
– Если ты не ошибся, Маленький Чжан, то с шефа бутылка виски… Только он не монах, а всего лишь пациент монастыря в одежде послушника! – вмиг проснулся Бейли. – Снимай, парень! Снимай крупным планом, чтобы потом каждую морду опознать можно было. А я пока разбужу мистера Корвилла, – добавил он, поднося к губам трубку мобильной связи.
Через некоторое время вплотную к воротам виллы подкатил рефрижератор, и арабы стали загонять громил в его длинный, как туннель, кузов. Понимая, что арабы стрелять не осмелятся, громилы в яростной потасовке оттеснили их и заняли круговую оборону у дверей рефрижератора.
– Иглу!.. Иглу!.. Иглу!.. – орали они, и громче всех звучал голос трясущегося в ломке серба по кличке Ржавая Сука.
Из виллы показался разъяренный Махмуд.
– У вас только два выхода, грязные христианские свиньи! –
– Иглу!.. Иглу!.. Иглу!.. – еще громче завопили громилы.
Махмуд махнул рукой, и на пороге виллы появился доктор Юсуф. Пожилой араб нес за ним поднос со шприцами.
Обрадованные громилы, кроме Ли Фана и Сарматова, выстроились в очередь, и Юсуф по очереди сделал им долгожданные инъекции.
– Брат Юсуф, почему ты не посадил на иглу русского? – с раздражением спросил Махмуд. – Не может быть, чтобы бесстрашный воин Черной Кали испугался какой-то мерзкой крысы!..
– Предоставляю сделать это тебе, брат Махмуд, – смиренно ответил тот.
По знаку Махмуда к Сарматову бросились несколько арабов. Двое из них, напоровшись на его молниеносные удары, с воплями покатились по асфальту. Остальные отпрянули и вскинули автоматы. Их свирепые лица не сулили Сарматову ничего хорошего.
– Не стрелять! Прочь, прочь, ублюдки! – закричал на них Юсуф и повернул искаженное яростью лицо к Махмуду: – Если ты и твои бандиты еще раз сунете свои длинные носы в мои дела, то будете иметь дело со Старцами Горы. Последний раз предупреждаю тебя, брат Махмуд…
– Хорошо, брат Юсуф, – сквозь зубы процедил тот и крикнул что-то арабам. Те, как цепные псы, бросились на громил.
Под их ударами размякшие после дозы узники безропотно полезли в рефрижератор. Последним скрылся в его чреве Сарматов. Охранники торопливо закрыли дверь, и, как только доктор Юсуф занял место в кабине, рефрижератор сразу же покинул территорию виллы.
Проводив его хмурым взглядом, Махмуд направился в дом. В холле он столкнулся с взволнованным молодым арабом.
– Брат Махмуд, – затараторил тот. – Я запеленговал радиопереговоры… Совсем близко, брат Махмуд. Клянусь Аллахом!..
– Ну и что? – раздраженно отмахнулся Махмуд.
– Переговоры шли на полицейской частоте… В них упоминался доктор Юсуф и…
– Еще кто? – схватил его за грудки побледневший Махмуд.
– Какой-то Джон…
– Джон?.. Ты не ошибся, брат Надир? – переспросил Махмуд.
– Нет, не ошибся… Еще они упоминали о каком-то Дервише и Каракурте…
– Иди к себе и слушай дальше, брат Надир, и никому ни слова.
– Слушаю и повинуюсь, брат Махмуд! – поклонился тот и скрылся в одной из боковых комнат.
– Да свершится то, что должно свершиться! – процедил сквозь зубы Махмуд и, подняв глаза, встретился с жестким взглядом Али-хана, стоящего у балюстрады второго этажа.
– Брат Махмуд, немедленно приступай к эвакуации штаб-квартиры, – приказал Али-хан. – Уничтожьте шифры, компьютерные дискеты и все документы. Через час от штаб-квартиры должны остаться лишь головешки…
– Слушаю и повинуюсь! – подавив растерянность, смиренно уронил Махмуд.
В кабинете Корвилла зазвонил телефон. Послушав, комиссар повернулся к Метлоу: