Молчание золотых песков

Макдональд Джон Данн

— Сэр? — раздался рядом со мной чистый девичий голос.

Оторвавшись от иллюминатора, я повернул голову и увидел в проходе крохотную стюардессу-брюнетку с высоким лбом и кожей чуть посветлее молочного шоколада. Еще поднимаясь в самолет, я обратил внимание на ее потрясающе стройные ноги.

— Вы летите…

— На Барбадос.

— Ах да. Спасибо, сэр. Вам что-нибудь принести?

— Прошлый раз на БВИА подавали очень вкусный апельсиновый сок. У вас он еще…

— Да, сэр, есть.

— Тогда, пожалуйста, сделайте мне его с водкой.

— Да, сэр. Сейчас принесу.

Стюардесса просияла, повернулась и, крутанув подолом короткой юбки, пошла по проходу.

Да, и в островных государствах происходят

перемены, подумал я. Их консервативные политики и бизнесмены из белых постоянно твердят, что с расовыми предрассудками давно покончено, что черные и белые имеют одинаковые права и живут в любви и согласии. Но если внимательно присмотреться, можно заметить, что на наиболее престижную работу все же охотнее принимают мулатов. Особенно это заметно на женских профессиях: негритянка в должности стюардессы, кассирши в банке, продавщицы дорогого магазина или официантки приличного ресторана — большая редкость. И это несмотря на то, что на островах живет огромное количество чернокожих. Зато почти каждая уборщица, рабочий на тростниковых плантациях или в прачечной — представители черной расы. Черных на Багамских, Антильских, Подветренных и Наветренных островах процентов семьдесят пять-восемьдесят. Остальные же двадцать процентов — это население с более светлой кожей. Так что чем ты белее, тем лучше тебе там живется. А о блондинах и говорить нечего — они пользуются особым почетом и уважением. А как обстоят дела на Кубе, где сразу после революции было провозглашено равенство рас? Так же как и во всем регионе Карибского бассейна — процветает скрытая дискриминация. Чернокожие кубинцы, процент которых меньше, чем на других островах, согласны на все, что обещает им равные права в области образования, медицинского обслуживания и при устройстве на работу. А чтобы обещать равноправие своим гражданам, не обязательно быть ни Кастро, ни Хрущевым, ни Мао. За обещания чернокожие на Кубе готовы воздвигнуть монумент даже зеленому марсианину.

Наглядным свидетельством расовых предрассудков, сохранившихся на островах, являлась и эта стюардесса. Когда она разговаривала со мной, белым человеком, ее неправдоподобно голубые глаза смотрели на меня заискивающе.

Возьмем для сравнения американскую стюардессу. Того же цвета кожи и летающую, скажем, на местных авиалиниях. У нее на голове замысловатая африканская прическа, на создание которой требуется и время, и невероятные усилия парикмахера. Она улыбнется мне, как того требует инструкция, но не более. При этом глаза у нее останутся холодными как лед. И все это из-за того, что американская стюардесса видит во мне не двуногое существо, живущее на той же планете, что и она, а символ угнетения.

И это очень плохо, поскольку моя единственная вина перед ней только в том, что в отличие от нее я белый. Как ни прискорбно, но расовые предрассудки по-прежнему дают о себе знать. Даже волки, и те более снисходительны к сородичам и с большей добротой относятся к своим детям.

Вернувшись с напитком, стюардесса вжала свое очаровательное колено в свободное кресло, наклонилась и, положив на узкий сервировочный столик салфетку, поставила на него стакан. «Миа Круикшанк», — прочитал я на приколотом к ее груди значке.

— Миа? — произнес я.

— Да, сэр?

— У вас очень красивое имя.

Стюардесса забавно скривила губы:

— Оно лучше, чем мое настоящее — Мириам.

— Да, действительно лучше.

Мы летели над голубыми водами Карибского моря со скоростью почти девятьсот футов в секунду. Это начальная скорость пули, вылетающей из кольта 45-го калибра. Об этом нам бодрым голосом сообщил командир экипажа. Совершив посадку сначала в Кингстауне, а затем в Сан-Хуане, самолет взял курс строго на юг. Пассажиров на его борту заметно поубавилось. Из-за бюрократизма, проявленного сотрудниками

обоих промежуточных аэропортов, вылеты нашего самолета каждый раз задерживались.

Миа то и дело приносила мне напитки и закуски. И каждый раз, видя друг друга, мы радостно улыбались.

Когда самолет приземлился в маленьком аэропорту Санта-Лючии, мы вышли с ней наружу и встали на верхней площадке трапа. Солнце уже садилось.

— Вы, сэр, остаетесь на Барбадосе или летите дальше?

— Завтра утром вылетаю на Гренаду.

— О, это прекрасный остров. Но и Барбадос тоже очень красивый. Жаль, что вы его так и не увидите.

— Я на нем останавливаться не собирался.

— Знаю. Ничего не поделаешь — по-другому на Гренаду не добраться. Из Майами мы прибываем на Барбадос или Тринидад слишком поздно, и пассажиры на последний рейс до Гренады не успевают. А где вы на Барбадосе остановитесь?

— Пока не знаю. Номер в гостинице я заранее не бронировал.

— Да, конечно. Курортный сезон уже закончился, и гостиницы здесь полупустые. Хотя в этом году и в разгар сезона было много свободных мест. Мы еще никогда так мало пассажиров на Барбадос не перевозили.

— А в чем причина?

Девушка с опаской посмотрела по сторонам и подошла ко мне ближе.

— Я не богачка и не владелица отеля, — понизив голос, сказала она. — Но они-то должны понимать, что творят. Сэр, представьте, что вы в курортный сезон с супругой прилетели на Барбадос. Вам нужно остановиться в гостинице всего на одну ночь, а завтра рано утром лететь дальше. В отеле «Хилтон» вам предложат самый скромный номер, который в сутки стоит семьдесят долларов США плюс десять процентов за обслуживание, итого семьдесят семь долларов. Даже в отеле «Холидей», сэр, такой же номер обойдется вам в пятьдесят пять плюс десять процентов. Всего шестьдесят долларов и пятьдесят центов.

— И это без питания? Вы, должно быть, шутите.

— О нет. Видите ли, сэр, в здешних отелях всем клиентам предлагают обслуживание только по классу «улучшенный американский». Он включает в себя завтраки и обеды. И это несмотря на то, что клиенты, успев выпить только кофе и проглотить булочку, рано утром из гостиницы съезжают. Это же чистой воды грабеж. И такой порядок, сэр, заведен на всех островах. Но хуже всего, пожалуй, на Барбадосе. Здесь владельцы отелей словно с цепи сорвались. Они не понимают, что жадность их в конце концов погубит. Ой, я, наверное, наговорила вам много лишнего.

— Не бойтесь, Миа, я в турагентстве о нашем разговоре не расскажу.

— Спасибо, сэр. — Стюардесса задумалась, а потом, нахмурив брови, добавила: — Не знаю, как вам это объяснить. Понимаете, ситуация на островах просто жуткая. Поэтому и туристов с каждым годом становится все меньше и меньше.

— Да, печально.

Миа посмотрела мне прямо в глаза:

— Семьдесят семь долларов США — это более ста пятидесяти наших долларов, или, как мы их называем, биви. Прислуга на Барбадосе в месяц получает семьдесят пять биви. Так что должна она чувствовать, убирая одноместный номер, проживание в котором стоит больше ее двухмесячной зарплаты? Сэр, того, кто снял его, она ненавидит. Поэтому о каком качестве уборки может идти речь. И что мы в результате имеем? В гостиницах беспорядок, официанты работают из рук вон плохо, никто не улыбается клиентам. Туристы, видя это, начинают злиться. Они платят большие деньги и рассчитывают на хорошее обслуживание. А его нет. Обслуга от своей работы удовлетворения не получает, а туристы жалеют, что сюда приехали. Вот поэтому на Барбадосе их с каждым годом становится все меньше и меньше. А чем меньше их приезжает, тем меньше у местных жителей работы. Все взаимосвязано. Я постоянно думаю, что же надо сделать, чтобы исправить сложившуюся ситуацию. Как разорвать порочный круг? Сэр, неужели владельцы отелей не понимают, что убивают курицу?