Молчун-гора
Шрифт:
– Вы с ней занимаетесь, читаете, разговариваете?
– Да, по букварю, она рисует, как рисует, калякает что-то карандашами. Буквы пишем, слова. Прописи все заполнили, конечно не идеально, не ровно и до десяти упражнения выполняет, вычитаем, прибавляем.
– Рисовать будешь?
– Она не говорит.
Невропатолог открыла первую страницу карточки.
– Анна Сергеевна, я вижу все и поняла, и спрашиваю у девочки. Леся, рисовать будешь. Сколько я пальцев показываю?
“Занавеска как будто летит”
– Леся отодвинься от спинки стула, я молоточком проверю
“Летит”
– Леся, ты слышишь, к тебе обращаются! – нетерпеливо встав, Анна усадила дочку как просил врач.
“Летит.
Ай, нога”
– Теперь другая. Почему вы раньше не пришли, если видели проблемы у ребенка?
– Я была у врачей, они сказали, что она заговорит.
Врач начала листать предыдущие записи.
– Вы обращались только из-за речи. А то что она не реагирует на людей? Если бы вы раньше пришли мало, что изменилось. Еще она маленькая такая, не тянет на шесть с половиной, недоразвитость.
– В смысле?
– Ей скоро семь. Записывайте ее в школу не для всех.
– Я не понимаю.
– Она не будет ходить в общую школу. Я сделаю запрос на инвалидность. Приходите через недели три. И оформляйте, я адрес напишу. Школа знаете где такая есть?
– Но мне сказали она заговорит. Что с ней?
– Это не обсуждается с родителями, если она тихая и таблетки не понадобятся. В школе ее попробуют чему-то научить, может научится читать, говорить. Всякое бывает.
– И все?
– А что вы хотели? В обычную школу ее не возьмут. Вылечить это нельзя.
– Что вылечить?
– От диагноза вам легче не станет, поэтому просто постарайтесь ее учить жить, читать, считать. Я справку выпишу, а там вам помогут и расскажут, как дальше быть.
– И все?
– А вы что ожидали? Еще можно пару лет подождать? В больницу положить? Есть специальные интернаты для таких детей, проще вам будет. Тоже адрес напишу.
– Я думала она научится, – она сделала паузу, – Мне так и сказали.
– Если она за все это время не захотела говорить за полгода до школы вряд ли это произойдет. Если нарушений нет и другие врачи ничего не нашли, хотя бы успейте занять место в школе, домашнее обучение тоже можете выбрать. Но лучше бы за ней понаблюдали специалисты. Никто не застрахован от такого. Редко, но метко. Школа полная была в прошлом году, поспешите. Проблемы со сном есть? Еще что мне надо знать? Припадки?
– Я не знаю, нет, она просто не говорит же, это ведь не страшно, она…
– Да, поэтому вы можете надеяться на лучшее, найти специалистов по работе с такими детьми…
– С такими?
– Мы будем следить и наблюдать за Лесей, ко мне как к районному врачу раз в год будете приходить на проверку. А так можете найти логопеда или еще кого найдете из специалистов, но тут нет хороших преподавателей, надо будет ездить. В школе будут направленные занятия, и вам не придется все время ей уделять. Хотя придется переехать, далеко ездить каждый день или как там занятия проходят у них. Да, даже раз в неделю не наездишься. Пришли бы раньше года в три, было бы легче, диагностика и лечение. Но теперь
Анна взяла дочку за руку и потянула к двери, больше она не сказала ничего.
– Карточку забыли, – протягивая, сказала врач, но на ее слова никто не отреагировал.
На следующий день Аня оставила дочку с бабушкой и снова пошла к невропатологу. И кое как уговорила ее сказать, что с ее дочерью.
– Мне надо знать, – сказала она в конце монолога.
Врач сдалась и сказала, что у нее детская шизофрения.
– Мы все равно не ставим других диагнозов, шизофрения или нет, в записи значится теперь это. Если хотите другой диагноз езжайте в столицу. У нас тут школ нет, все равно туда ехать надо.
– Она будет на домашнем обучении, – сказала Анна напоследок, забрала карточку и вышла, – она была спокойна.
На следующий день они вышли погулять. Мама петляла по улицам. Неожиданно для девочки, они прошли мимо магазина. Потом самый дальний, в который они заходили только один раз, как-то летом за мороженым – тоже оказался позади.
Душное лето заставляло передвигаться размеренно, Леся хотела пить и надеялась, что по какой-то причине они идут именно в этот последний магазин. Но даже оборачиваясь на него и представляя, как они покупают ситро, мама не остановилась. Они шли дальше. Ветра совсем не было. Хоть лето и не было жарким, но дождя не хватало природе. Первые дни стояла высокая температура, с непривычки все как будто расклеилось и ждало чтобы его собрали. С каждым днем асфальт только накаляется, а от ветра остались лишь взмахи крыльев птиц.
Середина лета плавно переходила в август, нагревая и стараясь наполнить теплом все вокруг. Что бы потом, кто-то, вспомнив, сказал: “А вот помнишь мы ждали летней жары, а потом, когда она подобралась к нам, мы уже не могли отмахнуться?”.
Прогноз погоды по радио передавал еще неделю повышенной температуры и местами грозу. Которая была где угодно, но не тут.
Они подошли к большому зданию, на первом этаже были огромные окна, и Леся подумала, что это новый магазин.
Но только ее мама открыла дверь, Лесю захватил запах книг, удивительный, особый запах. Они зашли в библиотеку. А с запахом, наступила и тишина. Тишина, которая обязательно сопровождала этот запах. Как будто тишина и запах сидят вместе, немного оборачиваясь на редко проезжающие машины и качают головой, – “Ай, ай, нарушаем читательский покой”.
В помещении было немного прохладно, совсем разграничивая себя от остального мира, библиотека была особым местом.
Если закрыть глаза, по тишине можно узнать где ты находишься. В квартире, в какое время. В магазине, – тишина выдает незначительными звуками, которые повторяются только в определенном месте, в определенное время. Это мгновение, когда все молчат, но выдают себя биением сердца, дыханием. Это говорит больше, чем сами люди. Тишина обволакивает и порой заставляет говорить, – не каждый может вынести самого себя.