Мольер
Шрифт:
Заметим, что общий тон — не говоря о грубоватой лести — исполнен легкомыслия и весьма пряных личных намеков. Придворные не краснеют от соленого словечка, от нескромного образа. Все изменится при госпоже де Ментенон, [166] но до того еще далеко! Праздник 1664 года принадлежит молодости, провозглашает верховные права любви, побуждает толпу красивых женщин и мужчин в завитых париках смелее следовать примеру Луи и Луизы. Этот праздник — открытая, звонкая пощечина партии святош.
165
Перевод
166
Все изменится при госпоже де Ментенон — после смерти своего мужа, писателя Поля Скаррона, госпожа де Ментенон стала воспитательницей детей Людовика XIV и маркизы де Монтеспан. В 1683 году король тайно с ней обвенчался. Ханжеская набожность госпожи де Ментенон, пользовавшейся большим влиянием на Людовика XIV, наложила отпечаток на последние годы его царствования.
Герцог Энгиенский едет один, он в бело-огненном одеянии; и он сам и его конь сверкают алмазами. За ним колесница Аполлона. На ней царственно возвышается солнечный бог: это наш добрый Лагранж, чудо изящества и достоинства — подлинное божество! За колесницей идут четыре века: Бронзовый век — мадемуазель Дебри, Золотой — Арманда Бежар, мадемуазель Мольер, Серебряный — Юбер, Железный — Дюкруази, потрясающий мечом. Колесница, запряженная четверкой лошадей в украшенных изображениями солнца попонах, делает четыре круга перед зрителями. Ею правит старик в коричневом, с крыльями за спиной; в руке у него серп; он изображает Время. Это Миле, кучер короля:
«Казалось, он вовсе не чувствовал смущения в такой роли; ведь он каждый день так счастливо и ловко правит драгоценнейшей колесницей на свете и хорошо понимает, что если опрокинется та, на которой он стоит сегодня, этот случай окажется роковым только для труппы Мольера, а труппа Бургундского отеля легко утешится» (Мариньи).
Официально праздник дается в честь королев, на деле — для Луизы де Лавальер. Было бы бестактно обойти комплиментом — пусть с примесью политики — Марию-Терезию. Колесница останавливается перед ней, и Лагранж произносит такие стихи:
«Не видел, чтоб любви предмет достойней был, Чтоб в сердце так кипел великодушья пыл, Чтоб молодость и ум так дивно сочетались, Чтоб власть была в таком согласьи с добротой, Чтоб были так дружны рассудок с красотой». [167]А теперь — политический намек, немного неуклюжий:
«Великие французский и испанский троны, И Карлов — Пятого, Великого короны, Счастливо все от них наследует она. Могуществу ее земля покорена». [168]167
Перевод Е. Кассировой.
168
Перевод Е. Кассировой.
Короче, эти путаные вирши означают, что Людовик XIV собирается заявить права своей жены наследовать ее отцу, Филиппу IV Испанскому. После смерти Филиппа в 1665 году Людовик потребует для себя Фландрию, Франш-Конте и Брабант, подкрепляя это требование еще и тем, что приданое Марии-Терезии (500 000 экю) так и не было выплачено испанцами.
И, чтобы позолотить пилюлю:
«Но титул выше всех, но избранное имя, Которое стоит над всеми остальными, Дороже ей, чем все другие имена: Она Людовика супругой названа». [169]169
Перевод Е. Кассировой.
Какие иронические улыбки вызовет эта тирада! Но грустить и предаваться бесплодным размышлениям просто некогда. Начинаются состязания, в которых как бы случайно побеждает маркиз де Лавальер. Королева-мать вручает ему в качестве награды шпагу с золотым, инкрустированным бриллиантами эфесом. Никто не заблуждается на сей счет, даже сам Лавальер: он не настолько тщеславен, чтобы не понимать, что своим триумфом обязан Луизе.
Когда после всех этих чудес настает ночь и зажигаются свечи, появляется божественный Люлли со своими тридцатью четырьмя музыкантами, которые расступаются направо и налево, чтобы освободить проход для времен года: Бежар верхом на медведе представляет зиму; мадемуазель
ее супруг на слоне — лето; Латорильер на верблюде — осень. Толпа лакеев, наряженных на сельский лад, окружает их, разнося угощение. Наконец показывается гора, так хитроумно устроенная, что кажется скользящей по воздуху. На ней Пан и Диана: Мольер и Арманда, которые произносят комплименты Марии-Терезии. Приближаются фавны с кушаньями на подносах. Начинается ночной пикник при свете сотен свеч, при звуках музыки Люлли. Председатель пира — король. По границам парка стоят на страже солдаты, чтобы отгонять зевак. Что они испытывают, видя только дрожание света сквозь листву, ловя звуки музыки, то такие ясные, то удаляющиеся вместе с порывами ветра? Теперь после отхода ко сну Людовик XIV может почти открыто отправиться к Луизе, а затем остаток ночи провести у Марии-Терезии. Так заведено у королей.
170
Перевод Е. Кассировой.
Вот и кончился первый день. Кто-то, наверно, скажет, что мы слишком на нем задержались. Но шествие рыцарей из поэмы Ариосто оставило по себе столько воспоминаний, такой яркий след в истории, что казалось необходимым воссоздать его во всех подробностях. Здесь играют силы крепнущей страны, кипит молодость короля, здесь веет дыхание любви и счастья, которое не стоит презирать.
«ПРИНЦЕССА ЭЛИДЫ»
Сочиненная на скорую руку, но для зрелища на случай не вовсе лишенная достоинств, эта комедия непременно должна вписаться в общую программу празднества, а значит, хоть как-то быть связана с выбранным Сент-Эньяном сюжетом. Мольеру пришлось работать в такой спешке, что он смог зарифмовать только первый акт и одну сцену из второго. Остальное сделано в прозе, что дает Мариньи повод написать: «Похоже, что, торопясь на зов волшебницы Альчины, Комедия успела надеть только одну сандалию и явилась засвидетельствовать свое послушание с одной ногой обутой, а другой босой».
В комедии пять действий. Они перемежаются шестью интермедиями с хорами и балетами на музыку Люлли. В Королевской аллее устроен большой театр, защищенный полотняными ветроломами. На этой площадке в присутствии короля, королев, Луизы и всего двора, среди светящейся листвы, Труппа Месье вместе с музыкантами Люлли и певцами из Оперы ставит «Принцессу Элиды». Теперь эту пьесу знают только по названию, никто ее больше не читает. Сюжет ее предвещает вычурно-галантный стиль XVIII века, атмосферу картин Ватто [171] — «Плавания на Киферу». Из тонкой любезности к королеве-матери, Анне Австрийской, и королеве Марии-Терезии Мольер взял за основу испанскую пьесу, «Desden con el desden» («За презрение — презрение») Морето. Принцесса Элиды так горда, что отвергает домогательства греческих принцев. Эвриал, принц Итаки, любит принцессу, но хочет ее победить тем же оружием и притворяется, что очарован ее кузиной. Принцесса, вне себя от гнева, познав наконец муки любви, умоляет отца помешать этому браку. Мудрый и лукавый король Элиды соглашается. Тогда Эвриал открывает свой замысел (не слишком благородный по отношению к кузине!). Он признается, что не переставал любить принцессу. В сущности, начиная с «Песни Авроры» в прологе, намерения автора и его симпатии для нас очевидны: вся пьеса — призыв любви, увещание любить и быть любимым, и за этим подразумевается одобрение связи Людовика XIV с Луизой де Лавальер:
171
…атмосфера картин Ватто — Антуан Ватто (1684–1721) — художник, изображавший по преимуществу сельские сцены и «галантные празднества». Его картины отмечены редкостным изяществом рисунка, нежностью колорита и тончайшим психологизмом. Аллегорическое «Плавание на Киферу» (остров богини любви, Афродиты) — одно из самых известных его полотен.
А дальше — еще более откровенный намек:
«Скажу я, что любовь подобным вам к лицу; Что дань, платимая чертам лица прекрасным, Душевной красоты залогом служит ясным, Что, если никогда принц не бывал влюблен, Не будет милостив, велик не будет он».