Молитва нейрохирурга
Шрифт:
Их признательность придала мне сил. Я понял, что поступил верно. В тот день мне предстояла еще одна операция, я молился вместе с другим больным, и он тоже был мне благодарен. Когда я наконец добрался домой и смог все осмыслить, то понял, что дал своим больным нечто важное и необычное. По сути, я сказал: «Может быть, вы хотите узнать у меня, как пройдет операция, – ведь я владею искусством, я уверен в себе и меня, надеюсь, рекомендуют коллеги. Но откровенно признаюсь: я не Бог. Я мастер своего дела, но вовсе не я властен над исходом. Хотим мы признать это или нет, но сколь бы простым или сложным ни был случай, одного мастерства и знаний недостаточно. Нам нужна помощь Господа, и мне не стыдно попросить Его об этом».
Когда
Это требовало смирения и честности – и чувства, которые я испытал, были невероятно прекрасны.
Кроме того, я понял, что в операционной проявилась иная сфера наших чувств: духовный мир. Когда люди переживают духовный опыт, в идеале они чувствуют, что Бог с ними рядом. Но если этого и не произойдет, молитва все равно избавляет от страха и дает место для покоя и надежды в трудные времена.
С того дня я предлагал молитву перед операцией почти всем, кого ко мне направляли, и она стала благом для многих, пытавшихся справиться с болью и страхом.
Я начал наслаждаться хирургией – еще сильнее, чем прежде. Попытка контролировать исход операций и, следовательно, то, что обо мне думали люди, забирала у меня всю радость от жизни и работы. Я много лет оттачивал навыки – этого требовали мой перфекционизм, мое стремление к совершенству, мой страх неудачи. Адреналин был необходимой и желанной частью моего дела; я жил ради азарта и драмы сложных операций. Мне нравилось верить, что мой собственный разум и мое мастерство спасли кого-то из объятий смерти. Но когда я забирал себе все заслуги, я забирал и всю тяжесть: непрестанный стресс, недостаток сна, необходимость быть безупречным и вечный страх ошибки или иска. И никто не идеален. Разум и мастерство мне даровал Бог – и без Него я бы их не обрел. Когда я воздал Богу должное и доверил Ему свою надежду на исход операций, я вдруг понял, что не могу вспомнить, когда в прошлый раз с такой радостью приступал к каждой из них. Открыто признав, что я не Бог, но работаю для Него и с Ним вместе, я смог сбросить это бремя со своих плеч.
Вскоре после того, как я начал молиться вместе с больными, меня вдруг поразило: мы много раз просили Бога об удачном исходе операции, но ни разу не благодарили за него. И тогда я стал молиться вместе с больными и после операций. Когда они отходили от анестезии, я склонялся и шептал молитву им на ухо: в ней я благодарил Бога за то, что Он ответил на нашу молитву, и просил Его по-прежнему направлять и исцелять нас. Если проблема оставалась, я молился о ее разрешении.
Когда мы с больными встречаемся в первый раз, я обычно задаю два вопроса о «духовной истории»: «В какой религии вас воспитывали?» и «Следуете ли вы ее предписаниям сейчас?» Это позволяет мне представить их духовный мир и помогает никого не обидеть. Я хочу, чтобы больные понимали и чувствовали, что меня волнует их всестороннее благополучие, а не только та проблема, с которой они ко мне обратились. Я хочу, чтобы они наслаждались здоровьем – и телесным, и эмоциональным, и духовным, как бы они его ни рассматривали. И я хочу подвигнуть их на духовное странствие, какой бы ни была их вера, – а не подавлять их своей. Это не мое дело – настаивать на том, чтобы они посвящали духовным вопросам все свое внимание. Пусть просто следуют моим советам – это и так благотворно отразится на здоровье.
Я предлагаю совместную молитву всем, кому предстоит операция, и почти каждому, кто приходит на прием. Почти – потому что молитвенной «формулы» у меня, естественно, нет, и если мне не кажется, что молитва станет благом, то я о ней и не говорю. Кроме того, если я замечаю нерешительность, когда спрашиваю о духовном мире и чувствах, то прежде
В том, как я провожу операции, не изменилось ничего. Я по-прежнему стараюсь быть лучшим и с радостью иду навстречу сложным случаям, которые требуют высочайшей техники, опыта и мастерства. Но мое отношение к больным изменилось навсегда – и я даже не мог представить, чем это обернется.
Забота о духовном
Как-то днем ко мне заглянула секретарь – озадаченная и немного растерянная.
– К вам там женщина, – сказала она. – У нее не назначено, но говорит, вы оперировали ее год назад.
Это было необычно – люди редко заглядывают на огонек к нейрохирургу. Но я мог уделить ей пару свободных минут.
– Хорошо, пусть зайдет, – разрешил я. Кем была эта странная гостья? И что такого срочного могло заставить ее прийти без договоренности?
Спустя несколько мгновений бывшая пациентка вошла в мой кабинет. Я тут же узнал уверенную в себе женщину и вспомнил ее случай. Ее звали Джоан. Она была изящной, закрашивала седину, явно умела за собой ухаживать и выглядела значительно моложе своих почтенных лет. Весь ее облик словно говорил, как хорошо она умеет владеть своими чувствами. Ко мне она пришла, когда у нее нашли опасную аневризму. Вместо мячика с круглыми боками мы обнаружили пупырчатый мешок с широкой горловиной. Лечить такие образования труднее и рискованней, и нельзя сказать, получится ли провести операцию, не перекрыв главный кровеносный сосуд. Мы долго обсуждали все «за» и «против» – в свете ее возраста и способности перенести операцию и восстановиться. Ей было под восемьдесят, и при проникновении инструментов в сосуды у нее запросто мог случиться инсульт.
Аневризма выглядела паршиво. Она могла прорваться в любое мгновение, и я чувствовал, что лучше с ней разделаться. Но возраст… Я не мог предложить какой-либо явно выгодный вариант. Я мог только привести статистику, а там пусть решает. С ней были родные, они немного подумали и решили: операция. В то время она довольно ясно дала мне понять, что в Бога не верит, но против молитвы не возражает.
Операция прошла хорошо, осмотр не выявил никаких длительных осложнений, и причины для визита у нее не было. И тем не менее сейчас, через год, она снова переступила порог моего кабинета. Я видел, что она слегка смущалась, но прежнее самообладание ей не изменило.
– Я не по записи, – сказала она. – Мне просто нужно было встретиться с вами. Видите, я даже не накрасилась.
Я не мог понять, как расценивать эту настойчивость, поэтому просто поступил как большинство умных докторов: оперся о стол, чуть склонил голову к плечу и приготовился слушать.
– Помните, на нашей последней встрече я задала вам вопрос? Я спросила, почему образованные люди не верят в Бога, а вы ответили, что от высокомерия.
Я кивнул и улыбнулся. Вряд ли я сказал именно так – хотя да, ее вопрос был провокационным. Значит, вот как она истолковала мои слова?
– Не могу выкинуть из головы то, что вы сказали! – раздраженно воскликнула она.
Я не совсем понимал, как отвечать, и решил пойти по безопасной дорожке и получить хоть немного общих сведений.
– У вас все нормально?
– Не очень, – вздохнула она. – Недавно у мужа был инсульт. Теперь у нас проблемы. Он восстанавливается не так, как мы надеялись. Кажется, в жизни началась черная полоса. Мы не знаем, где найти ответы. – Она ненадолго умолкла и смутилась. – Мне нужно хоть с кем-то поговорить о вере.