Молитва по ассасину
Шрифт:
— Наша миссия — не играть в политику, а добиваться соблюдения законов Аллаха.
— Уповая лишь на Аллаха, мы не справимся с Рыжебородым! — рявкнул Оксли.
Услышав подобное богохульство, ибн-Азиз торопливо потупил взор.
— Разве не это наша ближайшая цель? — продолжал Оксли, вдохновленный одобрительным гулом со стороны приспешников. — Именно Рыжебородый стоит у нас на пути.
— Тогда позвольте сокрушить его силой. — Ибн-Азиз обвел глазами руководство «черных халатов» в поисках поддержки. — Всего час назад машина СГБ протаранила наш автомобиль. Трое братьев, осуществлявших слежку,
— Наш брат рвется в бой, но своей торопливостью подвергает смертельной опасности всех нас. — Оксли махнул на заместителя индюшачьей ножкой, приказывая сесть. — Мы должны действовать скрытно, — изрек он, наслаждаясь звуком собственного голоса. — Как раз на прошлой неделе по моей личной рекомендации имам мечети, куда приходит сам Рыжебородый, издал фетву, осуждающую аморальность массовой культуры и называющую современную моду и музыку актами социального терроризма, не менее опасными, чем любые другие угрозы со стороны Библейского пояса. Этим он поставил директора СГБ в весьма двусмысленное положение. — Мулла впился зубами в ножку. — Понимаешь, Халед? Вот путь к победе — крошечные укусы. Мы будем отгрызать от нашего врага по кусочку, пока от него ничего не останется.
— Крошечные укусы? — Ибн-Азиз отодвинул тарелку. — Значит, вы хотите, чтобы мы, орудие Всесильного, уподобились нечестивым мышам?
Оксли швырнул недоеденную ножку на стол.
— А ты считаешь себя слишком хорошим для мыши? Настолько, что готов не повиноваться даже мне?
Высокопоставленные «черные халаты» нервно заерзали на стульях, а телохранители придвинулись еще ближе к ибн-Азизу, снова положив ладони на рукоятки кинжалов.
— В прошлую пятницу Халед явился ко мне и попытался убедить, будто племянница Рыжебородого сбежала. Якобы похоть овладела ею настолько, что она не выдержала и помчалась к своему любовнику…
— Блудница не пришла на занятия. Как сообщил мой осведомитель на факультете истории, заведующего кафедрой никто заранее об этом не предупреждал. Я счел это удобным случаем…
— Удобным случаем? — Оксли развел руками. — У сучки — женские проблемы, а судороги — у Халеда.
Над рядами «черных халатов» грянул дружный хохот. Даже телохранители не смогли сдержать улыбок.
— Наш брат хотел получить мое разрешение на то, чтобы его люди занялись поисками племянницы, — произнес Оксли, уже без капли веселья в голосе. — Какой же тебе был дан ответ?
— Вы сказали, что не стоит рисковать и пытаться привлечь ее к ответственности.
— А еще я сказал, что мы и так близки к победе и нет необходимости так демонстративно наносить по Рыжебородому прямой удар. По крайней мере, пока он пользуется доверием президента.
— Президент — пустой человек, — вполголоса заметил ибн-Азиз. — У него нет ни власти, ни мужества.
— Ты хотел получить разрешение, а я ответил отказом, — напомнил Оксли. — Что же ты сделал потом? Давай, Халед, поделись с братьями: как ты отреагировал на приказ своего муллы?
Сознание ибн-Азиза заполнил ледяной холод. Словно кровь, бегущая по жилам, разом замерзла, лишив его способности испытывать какие-либо ощущения. Ни наслаждения, ни боли. Осталась лишь кристально чистая уверенность —
— Мы ждем, Халед.
— Я отказался выполнить приказ своего муллы, решив следовать воле Аллаха.
— Звон в пустой голове показался тебе его голосом, — усмехнулся Оксли. — Ты — знаток наших законов. Скажи, какое наказание полагается за неповиновение стоящему выше тебя.
Ибн-Азиз встал, положил ладони на стол и покорно склонил голову.
— Ты служил нам верой и правдой, — произнес мулла. — Всегда действовал решительно и продуманно. — Он подал знак телохранителям. — В награду за твою службу я дарую тебе быструю и безболезненную смерть. Может, хоть тогда познаешь плотские радости, которые отвергал в жизни.
Телохранитель-американец подошел к ибн-Азизу.
— Не волнуйся, брат, — тихо произнес светловолосый убийца из Вайоминга. Он так и не избавился от легкой гнусавости. — Я сверну тебе шею быстро. Окажешься среди благоуханных дев, даже не успев заметить, как умер.
Халед не отрываясь смотрел на Оксли, когда раздался вскрик американца. Едва слышный, словно его испустил маленький ребенок. Глаза Оксли расширились от удивления, а ибн-Азиз улыбнулся.
Йеменец, аккуратно опустив на пол тело коллеги, извлек кинжал из его широкой спины.
Оксли попытался вскочить, однако алкоголь вкупе с растерянностью замедлили его реакцию. Заместитель, одним прыжком оказавшись позади него, набросил на шею муллы льняную салфетку. Глава «черных халатов» пытался освободиться от импровизированной удавки, впиваясь ногтями в руки ибн-Азиза.
Халед не обращал внимания на отчаянное сопротивление. Он лишь продолжал затягивать салфетку. Оксли вдвое превосходил его в весе, но давно обрюзг, предаваясь многочисленным грехам. Чистого в помыслах ибн-Азиза, напротив, питали уверенность и сила, присущие истинному правоверному.
«Откроете ли вы то, что в ваших душах, или утаите, Аллах предъявит вам счет за это», [5] — повторил он по памяти, еще туже сдавливая горло жертвы.
Глава «черных халатов» хрипел и извивался. Глаза его вылезли из орбит. Слезы текли по щекам и капали на бороду.
5
Сура «Аль-Бакара», аят 284.
Халед прижал Оксли к стулу.
«И Аллах ответил Иблису, шайтану: "Это тот путь, который Я считаю прямым. Воистину, нет у тебя власти над Моими рабами, за исключением заблудших, которые последуют за тобой, и воистину ад — это место, предназначенное всем им"». [6]
Губы муллы сделались лиловыми, как спелый виноград. Он судорожно вцепился в скатерть, и тарелки с бокалами посыпались на пол. Сопротивление его становилось все более слабым, пока он не ткнулся лицом в стол.
6
Сура «Аль-Хиджр», аят 42.