Молия
Шрифт:
–Целительница, это по-нашему знахарка или ведьма, да не в жизнь, пусть уходит. Как ты мог отец Илларион? У бесов помощи ищешь??
–Ну, я так и думал, пойдем Моля к отцу Кириллу.
–Гордость человека унижает, а смиренный духом приобретает честь. Aliena vitia in oculis habemus, a tengo nostra sunt. (Перевод: чужие пороки у нас на глазах, наши– у нас за спиной; в чужом глазу соломинку ты ведешь, в своем не замечаешь и бревна.) – девушка устала оправдываться и унижаться. Пусть знают, что она о них думает.
Отец Никон приподнялся на локтях и закашлялся.
–Подожди, ты откуда латынь знаешь?
–Я знаю не только латынь, но и древнерусский и староцерковный, я библию на нем читаю. Переводчик я, филолог. Историю
Отец Никон в отличие от остальных монахов был человеком ученым и с юности увлекался старыми, ушедшими в прошлое языками. Он переводил архивные церковные документы, читал в оригинале труды известных священнослужителей, но поговорить на филологические темы, ему было не с кем. Никто не знал латынь, кроме Игумена Соловецкого монастыря, да и в нюансах староцерковного языка монахи тоже не разбирались. Он давно уже мечтал встретить человека, которому было бы так же интересны древние труды, как и ему.
–Странное для молодой девушки увлечение и профессия не популярная. Подойди Моля ко мне.
– девушка подошла, ожидая неприятных комментариев, она не думала, что, предлагая свою помощь – будет встречать такое сопротивление. Отец Никон долго и внимательно смотрел на нее, прямо в душу заглянул и остался доволен.
–Ты чистая, непорочная, бесы еще не завладели твоей душой, ну а взгляда своего не стесняйся, и не прячься. Ты красивая девушка и должна с честью нести свою красоту. А люди вокруг всегда будут сплетничать и перешептываться за спиной. Каждый сам выбирает свой путь, не бойся косых взглядов. Не просто красивым девушкам жить. С божьей помощью ты найдешь своего мужчину в жизни, который полюбит тебя не только за твои прелести. Не любить себя, свое тело– это все равно, что не любить Господа, ведь в каждом из нас есть частичка его.
Слушая отца Никона, Моле вдруг открылась правда– она всю жизнь стеснялась своего тела, лица, своего дара. Она закрывалась от людей, считая себя изгоем, она никогда по-настоящему не любила себя. Даже линзы носила, чтобы не быть тем, кто она есть. И бабушка ее ругала, но она не хотела ее слушать. Девушка вдруг зарыдала. Слезы сами по себе катились по ее щекам. Отец Никон вскрыл гнойник, который мучал ее всю жизнь.
–Спасибо, вы так мне помогли. Разрешите, я вам тоже помогу.
Монаха скрутил приступ кашля, в бессилии он откинулся на кровать и начал задыхаться. Подбежавший отец Илларион подложил подушки под голову и спину больного, чтобы повыше поднять его тело. Моля, не дождавшись разрешения подошла к кровати и протянула руки к груди старика. Манипулируя руками, она закрыла глаза и отдалась своему дару. Никогда раньше она никого не лечила, кроме бабушки. Мысленно нащупав в груди монаха источник всех его бед, она стала потихоньку вытаскивать болезнь наружу, представляя себе, что ее руки – это скальпель, и чтобы отделить здоровые ткани от болезнетворной инфекции ей нужно осторожно очищать легкие, одно из которых уже было заполнено водой. Точно магнитом, Моля вытягивала из отца Никона болезнь, определяя внутренним зрением пораженные участки. Монах перестал кашлять и с удивлением уставился на Молю. Через некоторое время он смог даже самостоятельно подняться с кровати, опираясь на свои дрожащие ноги и плечо отца Иллариона. Он явно чувствовал улучшение своего состояния.
–Вот это да, сколько лет прожил, а такого чуда не видел. Ты же даже ко мне не прикасалась.
Моля открыла глаза и посмотрела на исчерченное морщинами лицо монаха.
–Это еще не выздоровление, но на сегодня хватит. Вам нужно держать себя в тепле, не переохлаждаться, ну и теплое питье. И двигайтесь потихоньку, легким нужна вентиляция, а я еще завтра приду. Пару сеансов и все пройдет. – Девушка была счастлива, такого умиротворения в душе она не чувствовала никогда. Вот что значит помогать людям.
–Моля, а ты как
– как всегда отец Илларион, отличавшийся любознательностью, хотел докопаться до самой сути феномена, он всегда все анализировал, бездоказательно принимая только свою веру и все, что с ней связано, а вот людей он любил проверять, по поступкам открывая все их стороны как хорошие, так и плохие.
–Слабость чувствую, но в душе так радостно.
–Если Бог тебя привел к нам, значит это не просто так. И нам испытание, и тебе. Пойдем в трапезную, пусть отец Никон поспит. А где твои друзья? Что-то не слышно их?
–Филя, то есть Феликс Владимирович не пошел за нами, он решил по дороге подняться. И пропал. А Макс отправился его искать и тоже пропал. Даже не знаю, что и думать, темнеет уже.
–Ничего, скоро вернутся. Может кладбище решили посетить, здесь во времена Соловецкого лагеря штрафной изолятор был. Заключенных оставляли зимой в ледяных камерах голыми, кто выживал– расстреливали прямо перед храмом. Может они к поклонному кресту пошли? Туристы любят туда ходить.
–Может и так, только пора им уже вернуться. У нас дел много, мы здесь не на экскурсию приехали.
Отец Илларион, а не могли бы вы меня в подвал монастыря сводить? Я диссертацию собираюсь писать о времени Соловецкого лагеря, вот материал собираю.
–Можно конечно, только хорошего там мало, если ты девушка впечатлительная-лучше не ходить. Я туда обычно гостей не вожу. Тюремные камеры были на каждом ярусе храма, может ты хочешь надземные помещения посмотреть?
–Я девушка, но не впечатлительная, я и не такое видела. Мы часто в исторические экспедиции с друзьями ездим, и удивить нас сложно. Мы и в катакомбы спускались, и в пещеры залезали. И в комнатах пыток в замке были, они тоже в подвалах располагались. В общем насмотрелась. Мне нужно именно в подвал попасть, фотографии сделать, надписи на стенах почитать, я собрала документальный материал, хочу все систематизировать. Мне нужно пропитаться атмосферой.
–Ну тогда пойдем, если не боишься. Сейчас только за фонариком схожу и ключи найду. Мы туда с братьями редко спускаемся. Кровь там в жилах стынет.
Моля улыбнулась. «Ну чего мертвых бояться? Ей всю жизнь предстоит с призраками общаться. Может и не так это и страшно, ну что они ей могут сделать? Это все предрассудки, живущие в обществе.»
Моля была молодой и наивной ведьмой без опыта и поддержки. Ее ни разу не побеспокоил не один покойник, кроме любимой бабули. И поэтому она витала в облаках, не зная, что призраки, как и живые люди могут быть мстительными и коварными, особенно многострадальные души, не упокоенные и не нашедшие спокойствия после смерти. Бабуля предупреждала, что опасаться нужно тех, кто застрял между миром живых и следующим уровнем, существуя в безвременье, но Моля не прислушивалась к этим словам. И сейчас она собиралась спуститься в место, которое когда-то концентрировало в себе людские страдания, мученические смерти и было венцом отлаженной системы надругательств и истребления. И решила она это сделать именно в тот момент, когда ее связь с потусторонним миром только начинала формироваться. Шаткий мостик лишь зарождался в тумане неопределенности и сомнений.
В подвал вела полусгнившая деревянная лестница, по которой много лет никто не ходил. Освещая путь фонариком первый шел монах, за ним спускалась Моля. По мере продвижения вглубь молодая ведьма теряла весь свой боевой настрой. Ее чувствительность к отрицательной энергетике росла с каждым пройденным метром и отголоски человеческих стонов и рыданий уже начинали проникать в ее открытое сознание. Подвал оказался не полностью под землей. Его маленькие окна-бойницы, расположенные совсем под потолком, пропускали тусклые потоки света, но от этой зловещей игры теней становилось еще страшнее. Кое-где забитые фанерой маленькие окошки пронзительно свистели от налетавших порывов ветра.
Конец ознакомительного фрагмента.