Молли Блэкуотер. За краем мира
Шрифт:
За окнами раздался какой-то шум, крики, и Молли чуть не подскочила. Бросилась к окну, прислушалась.
Нет, это не мальчишка-газетчик и не специальный локомобиль с глашатаем и рупором, через который возвещались совсем уж срочные и неотложные известия. Просто констебль тащит в участок какого-то упирающегося бродягу, наверное, явившегося в приличный район побираться.
Ф-фух. Молли прижалась лбом к холодному стеклу. Нет-нет, я просто испугалась. Просто… слишком яркий сон. Ничего больше.
…Но спросить, не случилось ли чего с «Геркулесом»,
В эту очень длинную субботу папа вернулся домой совсем поздно, но спать Молли всё равно не могла. Вертелась, крутилась, то накрывалась одеялом с головой, то сбрасывала совсем, хотя радиаторы рачительная Фанни на ночь всегда «укручивала», как она выражалась.
Наконец, не выдержав, Молли, как была в длинной ночной сорочке до пят и тёплых носках, поскакала вниз. Из гостиной доносились голоса, папа и мама разговаривали.
Мимоходом Молли позавидовала младшему братцу – спит себе, как сурок, и никакие «Геркулесы» его не волнуют.
– Молли! – Мама аж привстала из-за чайного стола, сурово сводя брови. – Как вас понимать, мисс? Почему не в постели?
– П-простите, мама. – Молли поспешно сделала книксен. – Я только спросить… спросить у папы…
– Не сердись на неё, душа моя, – примирительно сказал папа. – В конце концов, дети должны видеть отца хоть изредка, и дома, а не на работе…
Мама недовольно поджала губы, и Молли поняла, что эта дерзость будет стоить ей лишнего часа рукоделья воскресным вечером, но остановиться всё равно уже не могла.
– Я только хотела спросить, папа… «Геркулес» не вернулся? С ним всё в порядке?
– «Геркулес»? – нахмурился папа, и сердце у Молли заколотилось где-то в самом горле. Нет-нет-нет, только не это, только не это, ну пожалуйста, только не это…
– Насколько я знаю, с ними всё в порядке. – Папа принялся протирать свой знаменитый многолинзовый монокль. Дело это было трудное, требовавшее как неспешности и аккуратности, так и специальной замшевой тряпочки. – Они телеграфировали с разъезда… я справлялся, нет ли раненых, обмороженных – в предгорьях ударили вдруг лютые холода… Были какие-то мелкие стычки, «Геркулес», как всегда, разогнал варваров одним своим видом…
Молли облегчённо вздохнула. Даже не вздохнула – выдохнула, словно после долгой и донельзя трудной контрольной. Ноги у неё, правда, предательски подкосились, так что ей пришлось плюхнуться в ближайшее кресло, не спросив разрешения.
Мама, разумеется, подобного непотребства стерпеть не могла.
– Кто вам разрешал садиться, юная леди? – поджав губы, бросила она ледяным тоном. – Совсем забываетесь, мисси!
– Простите, мама, – вновь заспешила Молли. С плеч поистине свалилась неподъёмная тяжесть. – Простите, папа. Я… я могу идти?
– Завтра два часа рукоделья вместо одного, – по-прежнему поджимая губы, вынесла вердикт мама. – Пусть это послужит вам уроком, юная леди. Забывать о приличиях нельзя никогда, ни при каких обстоятельствах! Именно это – приличия
– Да, мама. – Молли решила, что будет нелишне сделать книксен.
– Дорогая, – пришёл на выручку папа. – Ну пожалуйста, не будь так уж строга к девочке. Она соскучилась, она беспокоится о героических солдатах, слугах Её Величества… Лишних полчаса рукоделья будет, по-моему, вполне достаточно.
– Ты её совершенно разбалуешь, дорогой мой Джон Каспер! Если бы я в детстве вот так ворвалась в гостиную к моей собственной мам'a – или тёте Сесилии – да ещё и плюхнулась бы без спроса, то получила б от пап'a таких розог, что неделю бы сесть не смогла. А тут только полчаса рукоделья! Ладно, мисси, благодарите вашего сердобольного отца. Полтора часа, а не два. Но чтобы как следует! – Она погрозила пальцем. – Сама проверю! Со всей дотошностью!
– Да, мама. Спасибо, мама. Я могу идти, мама?
– Ступайте, мисс.
За спиной Молли папа сочувственно вздохнул.
В воскресенье, отсидев и службу, и проклятое рукоделье, и час присмотра за братцем, Молли наконец-то выбралась из дома. Выбралась, несмотря на пришедший с гор холод и валом валивший снег.
Низко надвинут машинистский шлем, очки-консервы, поднят воротник куртки из «чёртовой кожи» на искусственном меху – толку от него мало, но не надевать же мамой предлагаемое драповое пальто до самых пят? Ватные штаны, высокие сапоги с застёжками – настоящие егерские, как хвасталась она Сэмми.
Молли быстро перебежала дорогу, нырнула в узкий проход мусорной аллейки меж двух почти впритык сдвинутых таунхаусов. Перепрыгивая через засыпанные снегом ящики с отбросами, которые из-за непогоды явно ещё не скоро вывезут, проскочила на следующую улицу. Амелиа-роуд, потом ещё один узкий проход, груды мусора у грязно-кирпичных стен, поворот, тупик, невысокая стенка – через неё Молли перемахнула играючи, вновь задняя аллея, где едва протиснется тележка уличного метельщика; широкая Геаршифт-стрит – и девочка взлетела по покрытым белым покрывалом ступеням на эстакаду экспресс-паровиков, ходивших далеко, к удалённым докам и плавильням. Пробежала до стрелки, до ответвления, свернула – дело это не самое безопасное, экспрессы ходят быстро, а эстакада узкая – едва устоишь на краю, если застигнет поезд вне рабочей площадки.
Дома и проулки уходили вниз, эстакада становилась выше – зато это был самый быстрый способ добраться до квартала, где жил Сэмми.
Улицы сжались, сузились. Стены домов надвинулись на Молли. Тут и там кварталы рассекались эстакадами – здесь скрещивалось сразу несколько экспресс-линий.
Однако Сэмми на обычном месте не было, только под мутным фонарём на перекрёстке околачивался Билли Мюррей с дружками – всем известный на пять кварталов в каждую сторону драчун и забияка. Был он одних лет с Молли, но зато на голову выше и чуть ли не в два раза шире в плечах.