Молния Баязида

Посняков Андрей

Кивнув, Тимур снял с указательного пальца золотой перстень с крупным рубином и, подозвав Тайгая, протянул:

– Носи!

Ордынец поклонился, и эмир перевел взгляд на скромно стоявшего в уголке Раничева, улыбнулся:

– Теперь ты… Хасан ад-Рушдия ждет, чтоб исполнить все твои просьбы. Он – в лагере Шахруха.

Иван поклонился и вышел.

– Пойду с тобой, заодно там где-нибудь и выпьем, – нагнал его Тайгай. – Расскажешь, как тебе живется.

– Да что я? – Иван хохотнул. – Ты! Ты-то как?

– Да я ж тебе рассказывал как-то, эмир пожаловал мне союргал в Семиречье, там и хозяйствую. Жаль вот Тимур Кутлуга – умер, теперь и выпить не с кем. Наш-то эмир, – оглянувшись,

княжич понизил голос, – чем дальше, тем хуже! Повелел срыть в Самарканде все майхоны! Представляешь? Скоро доберется и до Семиречья. Где тогда выпьем?

– А ты вложи деньги в питейный дом, верным людям. Могу даже подсказать – где. Помнишь твои старые земли?

– Еще бы не помнить… – Тайгай вздохнул. – Как и прежнего моего господина, Тохтамыша. – Как там интересно все сейчас, в Угрюмове?

– Да ничего себе, – засмеялся Иван. – Старый князь умер, молодой – Федор – больше на Москву смотрит.

– И наших, ордынцев, на Москве много. Меня вот тоже звал Василий-князь. Не знаю – надоест здесь все – уеду.

– Веру менять придется.

– А, – Тайгай отмахнулся. – Надо, так поменяю.

– Тем более, последователям Магомета запрещено пить вино, – пошутил Раничев.

– А православным – иметь гарем! – со смехом парировал Тайгай. – Так что – баш на баш получается.

Хасан ад-Рушдия – магрибский колдун и истинный хозяин перстня – ждал Раничева в своем шатре. Черном, с серебристыми звездами. По левую руку от колдуна лежал бубен.

– Знал, что ты придешь, – увидев Ивана, как бы между прочим прошептал он, узкое лицо его скривилось в какой-то непонятной гримасе. – Как, удалось отдохнуть, продержаться? – язвительно осведомился он.

Раничев усмехнулся и ничего не ответил, лишь шатнулся – многонько выпил по пути с Тайгаем.

Пристально взглянув на него, ад-Рушдия укоризненно покачал головой и протянул руку:

– Давай сюда перстень.

Иван сорвал с шеи ковчежец. Сияющим изумрудом вспыхнул, заиграл камень!

– Плохо, – еле слышно прошептал магрибинец.

– Что – плохо? – тут же переспросил Раничев.

– Камень утрачивает силу, – так же шепотом ответил колдун. – Впрочем, еще на пару раз хватит.

– А больше и не нужно!

– Что ж… Готов ли ты?

– Как пионер. – Иван усмехнулся. – Всегда.

– Тогда читай заклинание, – громко приказал магрибинец и, встав, забил в бубен…

Ритм вдруг показался Ивану смутно знакомым… Ну, точь в точь – знаменитое соло Джона Бонэма в «Моби Дике» из «Лед Зеппелин-Два». Сначала это вкрадчиво, чуть слышно, потом чуть быстрее… потом опять вкрадчиво и в конце – ураганом.

– Ва мелиск ха ти джихари… – начал Иван, представляя подробно сорок девятый год: дебаркадер, штабеля досок, кассу речного вокзальчика…

Иван читал, а колдун все бил в бубен, и над шатром метались черные непонятные силы.

– Ва мелиск…

Глава 21

1949 г. Восток Ленобласти. Товарищ артист

– Я – артист больших и малых академических театров! А фамилия моя… фамилия моя слишком известна, чтобы я ее называл.

Иван Васильевич меняет профессию

…ха ти джихари…

Раничев открыл глаза… и увидел прямо перед собой высокие штабеля досок. А позади, чуть левее – узкоколейку с дребезжащей дрезиной. Боже! Да тут же должны быть воины… тьфу, не воины, конечно – милиционеры. Следователь Петрищев развязался, гад, а ведь он считает, ничтоже сумняшеся, что это именно Раничев организовал ограбление городского исторического музея. Дело, по местным меркам, громкое, значит – будут брать, все сделают, чтобы взять.

Эх, жаль пистолета нет, да вообще… Иван осмотрел себя и сплюнул. Видок у него бы тот еще… Нет, для начала пятнадцатого века нормальный – до блеска начищенный колонтарь – пластинчатая кираса с короткими кольчужными рукавами и подолом – под ней виднелась длинная, почти до колен, рубаха, синяя с золотым узорочьем, на плечах ярко-алый шелковый плащ, на поясе – сабля в малиновых ножнах и такие же малиновые сапоги. Не слишком ли шикарно эдак щеголять в сорок девятом году? А вообще, туда ли он попал? От ад-Рушдии всего ожидать можно. Вроде бы все то – штабеля, доски, узкоколейка, во-он, вдалеке, за покосившимися, сваренными из железных трубок, воротцами, виднеется маленькое здание речного вокзала, дальше – река, пристань. За излучиной, прогудев на прощанье, скрылся какой-то большой белый пароход. И холодно как-то… Совсем не похоже на лето. Мать честная – листья на деревьях желтые! Значит, осень. Наверное, конец сентября, а, может, и к ноябрю ближе – места-то южные. Осень… Теперь понятно, почему нет милиции. Однако, куда же отправиться в таком попугайском наряде, да еще с саблей? Эх, реализовать бы все… Да пока нельзя – риск. Однако надо искать Евдоксю… у сестрицы сторожа Пахома, в этой дальней деревне, как ее… Возгрино кажется. Где-то в самом глухом восточном углу Ленинградской области… это хорошо, что в глухом. Хорошо бы добраться хотя бы до Рыбинска, а там уж, считай, почти рядом. Однако, как доберешься-то, без документов, без денег? Да и навигация, считай, скоро закончится… Всего-то недели две, может быть, и осталось. Спешить надобно, а как поспешишь в таком виде? Хотя… А почему бы и нет? План – ничуть не хуже любого другого, авантюрой, правда, сильно попахивает, но тут уж не до жиру. Иван усмехнулся и, стряхнув налипшие на подол рубахи опилки, уверенным шагом направился к речному вокзальчику. Вошел со служебного входа, без стука открыл дверь в кабинет начальника и, светски улыбаясь, кивнул блондинистой секретарше и еще какой-то рыжеволосой женщине в нарукавниках поверх белой блузки, видимо – делопроизводителю или кассиру:

– Здравствуйте, товарищи!

– Здравствуйте! – обе женщины обернулись с нескрываемым любопытством.

– Я – артист Иванов, Иван Петрович, репетировал вот на судне, да пока стояли, вышел вот полюбоваться красотами, и…

– Понятно. С «Орджоникидзе» отстали, товарищ артист!

Раничев сконфуженно развел руками, догадываясь, что «Орджоникидзе» – название того большого недавно отошедшего теплохода.

– Мне бы с начальником переговорить или хотя бы с парторгом.

– А нет их обоих, – женщины переглянулись.

– Слушай, Рая, – сказала вдруг рыженькая. – Что у нас там вечером проходить будет? «Оляпка» кажется?

– Ну да, она самая, – Рая, секретарша, кивнула и, почему-то покраснев, посмотрела на гостя. – Ну, вот, товарищ артист! Повезло вам. Вечером будет судно – самоходная баржа на Рыбинск, туда вас и посадим – догоните свой теплоход, он в Горьком долго стоять будет.

– Так мне в Горький и надо! – весело соврал Иван. – гастроли у нас там.

– Ну, тогда тем более… А вы из какого театра?

– Я в последнее время больше в кинофильмах снимаюсь, «Иван Грозный», «Подвиг разведчика», – Раничев вальяжно усмехнулся: – Немецкого генерала играл.

– Ой! – всплеснула руками секретарша. – А я-то думаю, где я вас видела! Товарищ артист, хотите чаю с конфетами?

– Не откажусь.

– Да вы присаживайтесь вот, на диван, не стойте, – девушка – ну да, ей вряд ли было больше двадцати – потянулась к черному телефонному аппарату. – «Орджоникидзе» скоро должен к Нахаловке подойти, почту выгрузить, передам о вас тамошним…