Молодая Екатерина
Шрифт:
Среди дарителей фигурировали Р. И. Воронцов и И. И. Шувалов. Но с представителями этой партии отношения горничной не сложились. Зато стоит обратить внимание на другого клиента — Сергей Салтыков, боясь немилости императрицы, сделал Анне Дмитриевне подношение, «чтоб на него не нападали». А Алексей Григорьевич Разумовский подарил ей перстень с драгоценными камнями. На допросе Анна Дмитриевна объясняла благоволение к себе императрицы ворожбой: у нее-де жила некая старушка Ивановна, которая всякий раз перед тем, как камер-фрау идти на службу, обводила ей вокруг лица заветным полотенцем. После чего Елизавета Петровна день ото дня благоволила к горничной все больше.
Дочь Домашевой стала камер-юнгферой, старший сын был выпущен из камер-пажей поручиком в Преображенский полк и вскоре женился на генеральской дочке. Второй сын заступил
454
Писаренко К. А. Указ. соч. С. 57.
Как видим, добиваться милостей лично для себя у госпожи Домашевой необходимости не было. А рисковала она многим. Скорее в ее помощи нуждались другие — те, чей кредит в последнее время падал. Поэтому Салтыков и Разумовский совсем не случайно попали в число дарителей. Что касается Алексея Григорьевича, то он был удобной мишенью для удара. Далеко не все при дворе разделяли расположение великой княгини к бывшим казакам. Многие считали их выскочками и даже колдунами. О Разумовских говорили, будто они держат при себе «хохлов-чародеев», которые «присушили» сердце государыни и навели порчу на наследника Петра Федоровича [455] . Мать фаворита Наталью Дементьевну, в просторечье Розумиху, обвиняли в ворожбе для своих детей [456] .
455
Низовский А. Ю. Указ. соч. С. 265–267.
456
Смилянская Е. Б. Следственные дела «о суевериях» в России первой половины XVIII в. в свете проблем истории общественного сознания // Rossica. Praha, 1996. № 1. С. 5.
Попав в Тайную канцелярию, горничная Домашева сообщила и о заговоренной соли, и о какой-то травке, вмятой в воск и зашитой в ладанку, но от пучка волос с кореньями решительно отперлась. Она призналась даже в любовной связи с камер-лакеем Бочкиным (этим можно объяснить самоубийство мужа), однако твердо стояла на том, что не подкладывала свертка в изголовье императрицы.
Вырисовывается любопытная история. Похоже, горничная-соперница, по наущению своих заказчиков, подсунула коренья в бумажке, куда следует, и тут же подняла шум, обвинив Домашеву. Страх Елизаветы перед колдовством и общее убеждение в виновности Анны Дмитриевны довершили дело. Но, судя по сравнительной мягкости наказания, императрица не вполне поверила наговору. Вдова с детьми жила в Москве в собственном доме, выезжала на катания, принимала гостей. Правда, за ней был установлен надзор. 2 февраля 1755 г. именем государыни опальной горничной было запрещено продавать или закладывать прежде подаренные деревни, «ибо оные от Ея Императорского Величества пожалованы… на пропитание». Трогательная забота. Дети бывшей любимицы остались «в службе».
Таким образом, Елизавета Петровна подозревала оговор, но не воспротивилась случившемуся. Осталась сторонней наблюдательницей. Не винила прежнюю любимицу, но внутренне сделала выбор в пользу креатуры Шуваловых. Поведение в ее излюбленном стиле.
Исследователи часто недооценивают смысла подобных «маленьких» событий. Нов том-то и дело, что камер-фрау доверяли не только завивать волосы или вносить в комнату покупки. К. А. Писаренко из переписки кабинет-секретарей И. М. Морсочникова и И. А. Черкасова установил, что победительница в схватке комнатных женщин — Елизавета Ивановна Франц — передавала хозяйке на подпись документы, которые приносили ей чиновники [457] .
457
Писаренко К. А.
Государыня все чаще болела, неделями не выходила из своих покоев, не принимала министров, даже фаворит Иван Шувалов бывал допущен к ней не всегда. Важные бумаги, прежде чем попасть на стол императрицы, проходили через руки доверенной камер-фрау. Получить нужную резолюцию или даже просто положить требуемый документ на глаза зачастую могла только Елизавета Ивановна. В ее воле оказывалось «протолкнуть» один проект и «задержать» другой. Недаром уже при Екатерине II, в 1765 г., во время обеденного разговора друг государыни А. С. Строганов назвал Елизавету Ивановну «настоящим министром иностранных дел того времени» [458] .
458
Порошин С. А. Записки. СПб., 1881. С. 478.
Получив право принимать от купцов покупки и приносить их императрице, Домашева остановилась за один шаг до такого положения. Но ей не повезло. Восторжествовала соперница, вернее, Шуваловы. Теперь дела противоборствовавшей группировки шли со скрипом, а шуваловские катились как на смазанных полозьях.
К нашей героине все это имело непосредственное отношение. Подчиняясь логике развития событий, она вынуждена была принять союз с проигравшими. Шуваловы сделали ставку на ее мужа и всячески старались повредить Екатерине в глазах великого князя, вывести Петра из-под влияния жены. Их следовало остерегаться. Конечно, царевна — не горничная, но, вступая в противостояние, Екатерина прекрасно сознавала степень риска. Она уже многое потеряла. В первую очередь — Сергея.
У Бестужева был к неприятелям свой счет.
Жизнь взаймы
Дела с субсидной конвенцией продвигались не шибко. Обе стороны — и русская, и английская — старались дать поменьше, а выиграть побольше. Неуязвимая на островах, Британия обладала настоящей ахиллесовой пятой в центре Европы — Ганновером. Любопытно, что старинные партнеры — лондонский и петербургский кабинеты — в середине XVIII в. столкнулись с одной и той же геополитической проблемой — необходимостью увязывать интересы своих могущественных держав со слабым, но стратегически важным клочком земли в Германии.
Советуя Елизавете Петровне обменять Голштинию или даже вовсе отказаться от нее, Бестужев не раз называл герцогство Петра Федоровича «русским Ганновером». Таким образом, канцлер намекал на явное предпочтение, которое король Георг II питал к немецким владениям по сравнению с самой Англией, и предвещал нечто подобное у наследника русского престола. Он не ошибся. Любопытно, что с тех же позиций в Лондоне выступал лидер вигов (будущей либеральной партии) Уильям Питт-старший, который прямо заявлял в парламенте: «Британская внешняя политика должна изменяться не германским, а британским стандартом» [459] .
459
Яковлев Н. Н. Европа накануне Семилетней войны. М., 1997. С. 51.
Проблема, обсуждавшаяся в Англии открыто, в России была уделом перешептывания и тайного недовольства. В грядущей большой войне, дыхание которой уже ощущалось, каждой из стран следовало определиться с союзниками. Долгие годы в Лондоне исходили из того, что на Ганновер нападет Фридрих II, поддержанный Францией, которая станет беспокоить заморские владения соперницы. Следовательно, Англия нуждалась в помощи Австрии и России.
Это вполне отвечало представлениям Петербурга. Здесь готовы были предоставить войска за деньги при условии, что их употребят против общего врага — Пруссии. Иными словами, императрица хотела и получить крупное финансовое вливание, и сохранить право выбора противника. Такое требование казалось партнерам чрезмерным — кто платит, тот и заказывает музыку.