Молодая элита

Лу Мари

К упавшему стражу бегут другие Инквизиторы. Они вытаскивают мечи, но парень лишь кивает, приглашая их подойти ближе. Когда же они приближаются, он течет между ними, как вода меж камней, его движения — размыты, лезвия кинжалов блестят в темноте серебром. Один из Инквизиторов чуть не разрубает его пополам мечом, но парень одним движением отрезает ему клинком руку. Меч падает на платформу. Парень подбрасывает его ногой вверх, ловит в воздухе и направляет на остальных стражей.

Приглядевшись, я замечаю, что на платформе появились и другие люди в масках, одетые так же,

как парень. Он пришел не один.

— Это Жнец! — кричит Терен, указывая на парня мечом. Он спешит к нам. Его бледные глаза светятся безумством. — Взять его!

Это прозвище. Я видела его раньше вырезанным на деревянной гравюре Молодой Элиты. Жнец. Он один из них.

Больше Инквизиторов бегут к платформе. Парень замирает, кинув на них взгляд. С его клинков капает кровь. Затем он выпрямляется, поднимает руку над головой и резко, дугой, опускает вниз.

Из его ладони вырывается столб огня. Вдоль платформы встает высоченная, до потемневших небес, огненная стена, отделяющая нас от солдат. За этой пламенной завесой раздаются крики ужаса.

Парень подходит ко мне. Я со страхом смотрю на его спрятанное за капюшоном и серебристой маской лицо, подсвеченное пламенем за его спиной. Маской не скрыты лишь его глаза — жесткие, полночно темные, с отражающимся в них огнем.

Он не говорит мне ни слова. Вместо этого опускается передо мной на колени и обхватывает руками в перчатках цепи, приковывающие мои лодыжки к столбу. Цепи становятся сначала красными, потом раскаленно-белыми. Они быстро плавятся, освобождая мои ноги. Поднявшись, парень проделывает то же самое с петлей на шее и цепями на моих запястьях.

«На стенах остался нагар, тела расплавились изнутри».

Мои запястья освобождаются, и я тут же падаю, слишком слабая, чтобы остаться стоять на ногах, но парень подхватывает меня и без усилий поднимает на руки. Я напрягаюсь, почти ожидая, что он обожжет мою кожу. Он пахнет дымом, и от его тела исходит жар. Я устало опускаю голову ему на грудь. Я слишком устала, чтобы бороться, но все равно буду сопротивляться. Всё вокруг погружается в океан тьмы.

Парень наклоняет голову, приближая свое лицо к моему.

— Не вырывайся, — шепчет он мне на ухо. — И держись за меня.

— Я могу сама идти, — бормочу я, но слова выходят невнятными, словно я так истощена, что не могу мыслить ясно. Наверное, он хочет забрать меня из этого места, но я совсем не могу сосредоточиться. Последнее, что я помню, когда наступает полная тьма — серебристую эмблему на его наручном доспехе.

Кинжал.

Город Эстенция.

Север Кенетры.

Срединные земли.

На севере — холодные Снежные земли. На юге — жаркие Солнечные земли. Между ними омываются морем Срединные земли — жемчужина богатства и торговли в мире противоположностей.

— «Народы Снежных, Солнечных и Срединных земель», Этьенне Арьята .

Аделина Амутеру

Мне

снится Виолетта. Стоит поздняя весна. Ей восемь лет, мне — десять, мы еще совсем невинные дети.

Мы играем в саду за нашим домом, зелень которого со всех сторон окаймляет старая крошащаяся стена с одной ярко-красной дверью, на которой висит проржавевший засов. Обожаю этот сад! Вся стена оплетена плющом, и в этом зеленом покрывале цветут крохотные белые цветы, пахнущие свежестью и дождем. Другие цветы растут вдоль стены: ярко-оранжевые розы, синие васильки, красный олеандр, лиловые барвинки и белые лилии.

Мы с Виолеттой любим играть в кустах папоротника, скученно растущего то тут, то там в тени.

Расправив на траве свои юбки, я терпеливо сижу, пока Виолетта изящными пальцами короной вплетает в мои волосы барвинки. Густой аромат цветов дурманит сладостью. Я прикрываю глаза, представляя на голове настоящую корону из золота, серебра и рубинов. Мне щекотно от прикосновения пальцев сестры, и, сдерживая улыбку, я мягко пихаю ее в ребра локтем. Она смеется. Секундой позже она игриво чмокает меня в щеку, и, умиротворенная, я расслабленно облокачиваюсь на нее. Я тихо напеваю любимую мамину колыбельную. Виолетта жадно слушает, словно это я — та женщина, которую она едва знала. Воспоминания. Одна из нескольких вещей, которые есть у меня, но нет у сестры.

— Мама говорила, что в сердцевинках лилий живут феи, — говорю я сестре, продолжающей вплетать в мои волосы цветы. Это одна из старых кенетреанских сказок. — Когда бутоны наполняются росой, можно увидеть, как феи купаются в ней.

Лицо Виолетты озаряется светом.

— Правда? — спрашивает она.

Я улыбаюсь тому, как легко она верит моим словам.

— Конечно, — отвечаю я, желая сама в них поверить. — Я видела их.

Что-то отвлекает сестру. Ее глаза расширяются при виде движущегося под тенью папоротникового листа существа. Это бабочка. Она бьется между стеблями травы и листом, и, приглядевшись, я замечаю, что одно из ее блестящих бирюзовых крылышек оторвано.

Жалостливо охнув, Виолетта спешит к несчастному созданию и ловит его в ладони.

— Бедняжка, — воркует она.

Оставшееся крылышко бабочки слабо трепещет в ее ладони, и в воздух поднимаются облачка блестящей золотистой пыльцы. На рваных краях оторванного крылышка отчетливо видны следы зубов, как будто что-то пыталось бабочку съесть.

Виолетта смотрит на меня расширившимися темными глазами.

— Думаешь, я смогу ее спасти?

Я пожимаю плечами.

— Она умрет, — мягко отвечаю я.

Виолетта прижимает бабочку к себе.

— Ты не можешь быть в этом уверена, — заявляет она.

— Я просто говорю тебе правду.

— Почему ты не хочешь ее спасти?

— Потому что ее нельзя спасти.

Сестра печально качает головой, словно я разочаровала ее.

Во мне растет раздражение.

— Зачем спрашивать мое мнение, если ты сама уже всё решила? — холодно замечаю я. — Скоро ты, Виолетта, поймешь, что не для всех всё заканчивается хорошо. Некоторые из нас изуродованы, и помочь ты нам никак не сможешь.