Молодость Мазепы
Шрифт:
Баба с работниками и с прибывшими с Остапом казаками вышла на двор, а девчата с Остапом — в пекарню.
LXXVIII
Орыся, остановившись в сенях, припала к груди Остапа, обвила его шею руками и горячо прижалась к нему.
Долго стояли они так в сенях, не замечая ни холода, ни мороза, долго осыпал ее Остап горячими поцелуями, долго шептал ей нежные, несвязные слова, — наконец Орыся опомнилась первая.
— Стой, годи! —
— Поспеем еще, голубка! «Занудывся» ведь за тобой — смерть! — прошептал горячо Остап.
— Так и поверила сразу! Мало ли в Чигирине краль и красунь! Думаю, и очи послепли, смотрячи на них.
— Послепли, правда, да только не через них.
— А через кого ж?
— Сама знаешь!
— Как же! Как же!
— Не веришь! Да ведь тебя только одну люблю, сердце мое, голубка моя! Теперь уж мы с тобою не расстанемся, теперь уже я поеду с моей жиночкой молодою в Чигирин.
— «Не дуже хапайся»! Еще батько не отдаст.
— Отдаст, отдаст! Ему и пан Мазепа о том пишет. Теперь уже ты моя, моя навеки! — И Остап еще крепче прижал к себе Орысю.
От этих слов, от этого горячего, объятия сердце Орыси забилось быстро-быстро, к щекам прилила горячая волна крови.
— Пусти, задушишь, ей-Богу! — произнесла она смущенно, отстраняя Остапа.
— Не пущу, зирочка моя ясная, квиточка моя, счастье мое! — шептал Остап, прижимая ее еще крепче, еще горячее.
— Закричу, ей-Богу!
— Не закричишь! — и, привлекши к себе ее головку, Остап зажал ей рот горячим поцелуем.
Когда Остап с Орысей вошли в пекарню, где их терпеливо поджидала Галина, — щеки Орыси горели ярким румянцем, а глаза сверкали тем молодым счастьем, которое блещет ярче самых дорогих бриллиантов.
— Ну, дивчино, — обратился Остап к Галине, — «переказував» тебе пан Мазепа, чтобы ты не журилась без него, а поджидала бы его к себе в гости. Уж он так скучает по тебе, что и Господи! Когда бы не «справы», так ветром бы прилетел сюда!
— О, Господи! — воскликнула Галина, и по лицу ее разлился нежный розовый румянец. — Правда? Правда, ты не обманываешь меня?
— Ну, да и чудная ж ты, дивчино, — усмехнулся Остап, — и с чего бы это я выдумал обманывать тебя? Еще наказывал он мне пересказать тебе все про него, чтобы ты знала, как он живет в Чигирине, и «дарункы» прислал тебе «розмаити», чтоб ты не скучала, дожидаючи его.
— «Дарункы»! — вскрикнула совсем по-детски Галина.
— Еще и какие, вот увидишь! Да и тебе, Орысю, есть значный «дарунок», — подмигнул лукаво Орысе бровью Остап и вышел из хаты. Через несколько минут он возвратился назад с большими свертками, которые положил на лаву. Девушки
— Стойте, стойте! Не так «швыдко», — смеялся Остап, делая вид, что не может никакий образом развязать тюки. Орыся с помощью Галины бросилась отталкивать его, стараясь вырвать из его рук свертки, но Остап не отдавал их. Звонкий молодой смех оглашал хату.
Наконец «пакункы» были развязаны и раскрыты перед восхищенными глазами девушек; как ловкий коробейник, начал Остап вынимать один за другим прелестные подарки, предназначавшиеся для Галины: альтамбасы, оксамиты, ленты, шитые золотом черевички, дорогие монисты, а также и «дарункы», которые он привез для Орыси.
Свои подарки Орыся принимала более спокойно, бросая только на Остапа счастливый благодарный взгляд, но Галина за каждой вещью вскрикивала с таким детским восторгом:
«Ой, лелечки, ой Боженьку!» — что нельзя было не залюбоваться ее сияющим личиком. Когда же Остап достал хорошенькое зеркало, и Галина увидела в нем свое отражение, то восторгу ее не было границ: она рассматривала в него и себя, и потолок, и Орысю, и Остапа, и всю хату и не могла натешиться невиданным ею никогда предметом.
Наконец Остап достал еще маленький ящичек и, вынув из него великолепный золотой перстень, украшенный крупным бриллиантом, подал его Галине.
— И это мне? — воскликнула Галина, даже отступая от Остапа.
— Тебе, тебе, — ответил Остап, надевая ей на палец кольцо.
— Ой, Господи! Да какое ж оно красивое, да как блестит, да как играет! — приговаривала в восторге Галина, любуясь кольцом и поворачивая его перед светом. — Орыся, Орыся, глянь! Даже смотреть страшно: ей-ей, слепит глаза!
Кольцо было действительно красиво: оно представляло из себя толстую золотую змею с бриллиантовой головкой.
— Да еще велел переказать тебе пан Мазепа, — продолжал с улыбкой Остап, — чтобы ты носила пока этот перстень, а что скоро он переменит его на гладенький.
— На гладенький? — повторила, недоумевая, Галина. — Зачем?.
— Ах ты, дытына моя глупенькая! — воскликнула весело Орыся, обнимая ее, — на такой, какой батюшка в церкви дает, когда навсегда руки с коханым связывает.
Галина не покраснела от этих слов, только личико ее все просияло от счастья.
— И тебе, Орысю, прислал пан Мазепа «даруночок», — продолжал Остап и, вынув из свертка роскошный, расшитый золотом красный «оксамытный кораблык», поднес его Орысе. Орыся вся вспыхнула и от радости, и от смущения.
— Надень, Орысю, дай я посмотрю, какая из тебя будет молодычка! — произнес с улыбкой Остап.
— Вот еще что выдумал, «божевильный», — отстранила его руку Орыся, — будет час, тогда и надену.