Молодой человек
Шрифт:
Как принято было в те годы, это было комбинированное предприятие. В подвальных, пыльных, зарешеченных окнах гудели машины, и оттуда тянуло собачьим смрадом, а в больших парадных витринах были развешаны веселые гирлянды бубликов.
Здесь же в доме работал и сын Сыча, Альберт Сыч, дантист, и на вывеске был изображен иноземный франт с новыми зубами; и дочь Сыча, Ариадна Сыч, — «Плиссе-пико», и у нее была вывеска — печальная дама с прической «Буби-Копф». Говорили, что еще есть брат Сыча, который печатает фальшивые
У парадного хода стоял хлюпик в пиджачке с короткими рукавчиками.
— Эй ты, ублюдок! — позвал Аскольд.
— Это кто, я? — спросил хлюпик.
— А кто ты, если не ублюдок? — сказал Аскольд.
— Ты говори, да не заговаривайся.
— Тебя как зовут? — спросил Аскольд.
— Жан, — ответил хлюпик.
— Ну вот что, Жан-ублюдок, пойди и скажи папаше, что мы тут.
— И кто вы такие, чтобы беспокоить папашу?
— Я тебе говорю, Жан-ублюдок, иди и скажи. Не твоего ума дело рассуждать, — приказал Аскольд.
Тот посмотрел на него куриными глазками и покорно поплелся.
Было очень тихо. Мы стояли, и дом стоял молча. Никто из него не выходил. Скорее всего Жан пошел спать.
— Эй, «пифагоровы штаны», — сказал Аскольд мне, — давай зайди, возьми хозяина «на пушку»!
Я открыл дверь в подвал, и мне показалось, что я открыл дверь в ад, о котором столько рассказывал мне дед. В густом пару кипели огромные, подвешенные на крюках к потолку котлы, над ними стояли дюжие бородатые мужики и черными баграми мешали в котлах. Полуголые мальчишки со свистом носились от котла к котлу с рогожными мешками. А в углу пила с визгом резала длинные бруски мыла, выбрасывая их в корзины.
У меня закружилась голова.
— С пути! — закричал какой-то мальчишка и больно пихнул меня.
Другой тут же подставил ножку, я полетел в жижу, в туман и услышал свист и хохот.
— Ты что здесь путешествуешь? — пропищал румяный человечек.
Странно было даже видеть такого румяного человечка в аду. Толстые пальцы его были унизаны перстнями.
— Вы хозяин? — спросил я.
— Все ищут хозяина! — раскричался он.
Я снял кепку.
— Здравствуйте, — сказал я, — если вы хозяин.
Он даже не пошевелился.
— Здравствуйте, — сказал я снова, уверенный, что меня не услышали.
— Чего тебе надо, мальчик с пальчик? Чего ты тут разздравствовался?
— Мне сказали, что вам нужны подростки.
— Конечно! — закричал он. — Мне нужен миллион мальчиков. И еще один миллион!
— Я хочу поступить на работу, — сказал я.
— Лучшей новости ты мне не мог принести?
— Так у вас нет работы?
Он внимательно посмотрел на меня.
— Тебя прими, ты тут же побежишь
— Зачем же мне жаловаться?
— А это я уже тебя должен спросить.
Я пожал плечами.
— Вот видишь, ты пожимаешь плечами, а потом я буду пожимать плечами. Тебе сколько лет?
— Скоро пятнадцать.
— Когда это скоро? Через три года?
— Это у меня такой маленький рост.
— Тогда подрасти, потом придешь. Я не хочу, чтобы на меня собак вешали.
— Я не буду вешать.
— Ну, приходи в следующий раз, я подумаю.
— А, так вы все-таки принимаете без биржи труда? — сказал вдруг непонятно откуда появившийся Аскольд.
Человечек уставился на него.
— Ваша фамилия Сыч? — спросил Аскольд.
— Смотри — угадал, — сказал человечек.
— А вы что-нибудь слышали про охрану труда? — спросил Аскольд.
— Я только и слышу про охрану труда, — отвечал человечек.
— Объект эксплуатации вам ясен? — спросил Аскольд.
— Чего ты мне морочишь голову, какой объект?
— Подростки, ясно? — сказал Аскольд.
— Господи, какие подростки? — отвечал Сыч. — Они уже, как пожарники, ухаживают за барышнями.
— Так объект эксплуатации вам ясен? — снова строго спросил Аскольд.
— Слушай, у меня уже от тебя кружится голова. Скажи скорее, чего ты хочешь?
— Первое условие, — сказал Аскольд, — прием рабочей силы через биржу труда.
Сыч наклонил голову.
— Второе условие — вентиляция.
— Какая вентиляция? — закричал Сыч. — Что у меня, зимний сад?
— Третье условие, — не слушая его, говорил Аскольд, — по вредности производства — спецмолоко.
— А спецмармелад не надо? — сказал Сыч.
— Четвертое условие — гарантированный отпуск.
— В Ливадию? — спросил Сыч.
— Пикируем ваше заведение, — оборвал переговоры Аскольд.
И мы рассыпались цепью.
Подъехала подвода с большими круглыми корзинами. И от корзин, и от возницы, и даже от коня пахло мылом.
— Поворачивай! — сказал Аскольд, выходя на дорогу.
— Куда это мне поворачивать? Смотри какой фараон! — сказал возница, подымаясь во весь рост с кнутом в руке.
— К чертовой матери, вот куда поворачивай! — сказал Аскольд.
— А ну, граждане, будьте свидетелями! — плачуще закричал возница и хлестнул коня, пустив его на Аскольда. Но тот уцепился за поводья и повис на них. Конь захрапел и застучал копытами о булыжник.
— А ну вас всех к бису! — устало сказал возница. — Вечная канитель. Хозяин, а хозяин! — закричал он. — Сыч, туды твою растуды, трам-тара-рам!
Появился Сыч.
— Ну зачем, Трофим, ты волнуешься?
— Я не волнуюсь, я кричу, — отвечал Трофим.
— А зачем ты кричишь?
— Да что вы, не видите, всякая шушера баррикады ставит.