Молодые львы
Шрифт:
– Довольно, – объявил он. – Я уже чувствую себя богатырем… Любовь – это как купание. Надо либо нырять с головой, либо вообще не лезть в воду. Ну, а если будешь слоняться вдоль берега, по колено в воде, то тебя только обдаст брызгами, и ты скоро начнешь зябнуть и злиться. Еще месяц походишь вот так с этой девушкой – и тебе придется обратиться к психиатру. Так и напиши ей и скажи, что это мои слова.
– Обязательно, – ответил Ной. – Уже пишу.
– Но будь осторожен, – добавил Роджер, – а то и не заметишь, как тебя женят.
Ной перестал печатать. Обширная переписка заставила его приобрести в рассрочку
– Такой опасности не существует. Жениться я не собираюсь. – Однако, по правде говоря, он частенько подумывал о женитьбе и даже намекал на это Хоуп в своих письмах.
– Вообще-то, это, может быть, и неплохо, – после некоторого размышления сказал Роджер. – Она славная девушка, и к тому же женитьба поможет тебе получить отсрочку от призыва.
Оба они старались не думать о призыве. К счастью, очередь Ноя была одной из последних [20] . Тем не менее неизбежность призыва омрачала их будущее, как темная туча на далеком горизонте.
20
В США среди лиц, признанных годными к военной службе, проводилась жеребьевка, в соответствии с которой определялся очередной номер каждого; призыв производился в порядке последовательности номеров.
– Я ничего не имею против девушки, у меня только две претензии, – продолжал рассуждать Роджер, по-прежнему лежа на полу. – Во-первых, ты из-за нее систематически недосыпаешь. Во-вторых… ну, сам понимаешь. Вообще же встречи с ней приносят тебе огромную пользу.
Ной с признательностью посмотрел на приятеля.
– И все же, – закончил Роджер, – она должна переспать с тобой.
– Перестань!
– А знаешь что? Уеду-ка я на этот уик-энд и предоставлю комнату в твое распоряжение. – Роджер сел на полу. – Лучше и не придумаешь, а?
– Благодарю, – сказал Ной. – Если такая необходимость возникнет, я воспользуюсь твоим предложением.
– А может быть, мне, как твоему доброму, заботливому другу, стоило бы поговорить с ней? «Моя дорогая, – сказал бы я, – вы, вероятно, не сознаете этого, но наш общий друг Ной находится в таком состоянии, что готов выпрыгнуть из окна». Дай-ка монетку, я сейчас же позвоню ей.
– Ну тут-то я и сам как-нибудь справлюсь, – не слишком уверенно ответил Ной.
– Как ты смотришь на ближайшее воскресенье? – спросил Роджер. – Чудесный месяц июнь… самый разгар лета…
– Ближайшее воскресенье исключается, – перебил Ной. – Мы едем на свадьбу.
– Это на чью же? Уж не на твою ли?
Ной деланно рассмеялся.
– Какая-то ее приятельница из Бруклина выходит замуж.
– Вот и хорошо – обвенчались бы вместе, по оптовой цене. – Роджер снова лег на пол. – Я все сказал, и теперь умолкаю.
Он и в самом деле молчал несколько минут, пока Ной печатал.
– Еще месяц, – опять заговорил Роджер, – а потом кабинет психиатра. Попомни мои слова.
Ной рассмеялся и встал.
– Сдаюсь. Пойдем, я угощу тебя пивом.
Роджер немедленно вскочил с пола.
– Мой милый друг! – добродушно воскликнул он. – Мой дорогой девственник Ной!
Оба снова рассмеялись и вышли из дому в мягкие, прохладные сумерки летнего вечера, направляясь в
Свадьба состоялась в воскресенье во Флэтбуше, в большом доме с садом и маленькой лужайкой, выходившей на окаймленную деревьями улицу. Невеста была очаровательна, священник деловит, а после совершения обряда гостям подали шампанское.
Светило солнце, было тепло и казалось, что на губах у присутствующих играет мягкая, откровенно чувственная улыбка, как обычно бывает на всех свадьбах. После церемонии гости помоложе начали уединяться парочками, чтобы посекретничать. На Хоуп было новое желтое платье. За последнюю неделю она много была на воздухе и загорела. На мягко-золотистом фоне платья волосы девушки, уложенные в новой прическе, казались особенно темными. Ной стоял в стороне и, отпивая маленькими глотками шампанское, с гордостью и с некоторым беспокойством наблюдал за ней. Время от времени, не спуская глаз с Хоуп, он негромко переговаривался с благодушно настроенными гостями, а какой-то внутренний, дрожащий от любви голос не умолкая твердил: «Какая у нее прическа, какие губы, какие ноги!»
Он поцеловал невесту – создание из белого атласа, кружев и флердоранжа, почувствовав вкус губной помады и запах духов. Не замечая ее блестящих, влажных глаз и полуоткрытого рта, он посмотрел на Хоуп, которая наблюдала за ним с другого конца комнаты; его восхищенный взгляд отметил ее шею, ее талию. Хоуп подошла к нему.
– Я давно собираюсь кое-что сделать, – сказал Ной и обнял девушку за тонкую талию, стянутую тугим корсажем нового платья; он почувствовал, как от его прикосновения по упругому девичьему телу пробежала легкая дрожь. Хоуп, видимо, поняла Ноя, потянулась к нему и нежно поцеловала его. Кое-кто из гостей наблюдал за ними, но это не смутило Ноя: он считал, что на свадьбе всякий волен целовать кого угодно. Кроме того, Ною никогда еще не приходилось пить шампанское в жаркий летний день.
Стоя у подъезда, Ной и Хоуп наблюдали, как обсыпанные рисом новобрачные усаживались в машину, украшенную длинными развевающимися лентами. У дверей дома тихо всхлипывала мать. Неловко и застенчиво улыбался молодожен, выглядывая из автомобиля.
Ной и Хоуп посмотрели друг на друга, и он понял, что они думают об одном и том же.
– А почему бы и нам… – горячо зашептал было Ной.
– Ш-шш! – Хоуп закрыла ему рот рукой. – Ты выпил слишком много шампанского.
Ной и Хоуп попрощались с гостями и, держась за руки, медленно пошли по улице, обсаженной высокими деревьями, среди газонов, на которых вращались разбрызгиватели, образуя сверкающие на солнце всеми цветами радуги фонтаны воды. Воздух угасающего дня был напоен поднимающимся с газонов запахом свежеполитой зелени.
– Куда же они поехали? – спросил Ной.
– В Монтерей, в Калифорнию, на месяц. Там живет его двоюродный брат.
Тесно прижавшись друг к другу, они шли среди фонтанов Флэтбуша, размышляя о пляжах Монтерея на Тихоокеанском побережье, об унылых мексиканских домиках, залитых лучами южного солнца, о двух молодых людях, которые только что сели в поезд на вокзале Грэнд-Сентрал и сейчас закрывают на замок дверь своего купе.
– Жаль мне их, – кисло улыбнулся Ной.
– Это почему же?!