Молох Империи. Книга 2
Шрифт:
– А где ты сейчас работаешь и кем? – захотел выяснить Масканин.
– Работаю в амбаранском университете.
– Преподаешь?
– Нет, – улыбнулась она. – Занимаюсь наукой. Мое поприще – физика сверхнизких температур.
По лицу Масканина, да и других тоже, Вероника поняла, что своим ответом вызвала крайнее удивление, если даже не нечто большее.
– Даже не верится, – опомнился Масканин, – что в такой чарующей и удивительной красоте может таиться глубокий аналитический ум. Нет, удивляет не само наличие ума, а то, что он раскрылся в столь юной девушке.
Она
Вероника сидела напротив и про себя забавлялась тем, как этот Костя уже без стеснения, но все-таки деликатно ее разглядывает, вернее "раздевает" глазами, хотя "раздевать" почти не от чего было. Ей казалось, что ему очень трудно оторвать взгляд от нее, от ее сильного и женственного тела, покрытого легким загаром и прикрытого всего лишь полосками ярко-фиолетовых плавок и лифчика. Их глаза встретились и на долго так задержались, читая друг в друге целую гамму чувств: интереса, взаимной теплоты, возможно зарождающейся страсти и чего-то многообещающего.
– Чего там они так долго? – возмутился Бобровский, невольно разрушив хрупкую магию единения. – Шашлыки на финише, уже готовы почти.
Масканин посмотрел на удалившуюся парочку, которая совсем не спешила к костру и обсуждала какие-то свои тайны.
– Воркуют, – прокомментировал он, – я им завидую.
– Почему? – удивилась девушка.
– А ты посмотри на них, Вероника. Они же, как будто всю жизнь друг друга знают. Вот! Что я говорил? Целуются!
Она глянула на сестру и Чепенко, обнявшихся и занятых долгим поцелуем. На лице Вероники застыла мечтательная улыбка.
– Вот если бы ты была со мной так же рядом, как они сейчас, – продолжил Масканин попытку завоевания девичьего сердца, – то я бы им уже не завидовал. Я бы тогда завидовал самому себе.
Она посмотрела на него, не переставая улыбаться, и вновь подняла брови.
– Завидовал бы себе? – в ее вопросе была смесь озорства, настороженности и удивления, а на лице отразилось ожидание чего-то приятного. – Почему, Костя?
– Почему? – он сделал вид, что озадачен, хотя все-таки немного удивился. И в самом деле, не говорить же, что она просто до жути ему понравилась?
Его заминку девушка поняла по-своему.
Вероника подошла и опустилась с ним рядом на коленки, проделав это и грациозно, и в то же время робко, словно все еще не до конца решившись на столь откровенное выражение интереса. В который уже раз Масканин глядел в эти красивые синие глаза, наполненные теперь шальным огоньком. За ними скрывался прагматический и проницательный ум, но не лишенный тяги ко всему чувственному, что существует в мире, и к романтике и даже жаждущий этого. Этот разум, свободно привыкший оперировать категориями основ мироздания, светился в ее глазах, наполнял их силой, ожиданием, предвкушением и властью. И все вместе абсолютно обезоружило Масканина, который машинально завел за спину
– Мне понравился твой комплимент.
Вероника перевела взгляд на его растянутые в улыбке губы, затем он привлек ее к себе, коснувшись ее губ своими. Она не отстранилась, напротив, ответила робким и сладким от вина и ощущения его близости поцелуем. Для нее перестал существовать весь мир.
Они оторвались друг от друга только тогда, когда зазвучала веселая ритмичная мелодия, и вокруг раздались дружные рукоплескания. Оказалось, Чепенко и Оксана уже присоединились к остальным и вся компания наблюдала за ними.
– Любовь с первого взгляда, – вынес свой суровый приговор Бобровский.
– Иногда, – начал Масканин, обняв Веронику, – так бывает, что и любовь с первого взгляда зажигает такой огонь, который не потушить за всю жизнь.
– Масканин, а ты оказывается романтик, – сказал Бобровский. – Не хочу тебя огорчать, но ты просто ошалел от Вероники. Никакой любви нет, она только в амурных романах… Это просто миф такой, красивый вымысел… Чего? Не согласен что ли?
– Каждому свое… А от Вероники я действительно ошалел, – Масканин ощутил приятную дрожь, когда девушка прижалась к нему еще плотнее. – Но любовь и правда есть, надо только в нее верить.
– Я же говорил, господа, – обратился к остальным Бобровский, – он просто упертый романтик.
– Не будь занудой, Бобёр, – сказал Чепенко.
– Ладно, ладно. Сдаюсь.
– Хорошие слова для тоста, про огонь на всю жизнь, – предложила Оксана, переглянувшись с сестрой.
– Правильно. За это и выпьем, – вступил Юнер и открыл очередную бутылку из своего бесконечного запаса.
– Кстати, об огне, – сказал Чепенко, – Какой диверсант веток подбросил? Угли только нужны… И шашлыки переверните кто-нибудь, а то подгорят.
Порыв теплого ветра разметал Вероникины волосы. Девушка слегка отстранилась и рукой привела их в прежнее положение. Наблюдая за ней, Масканин приметил на ее шее маленькую родинку.
– Схожу-ка я за новой винной батареей, – вставая, произнес Юнер.
Бобровский нацепил солнцезащитные очки и отодвинувшись метра на два, разлегся на песке, намереваясь позагорать под звуки музыки. Чепенко и Оксана о чем-то тихо перешептывались, обоюдно улыбаясь.
– У тебя есть кто-нибудь? – с надеждой в голосе поинтересовался Масканин.
– Не знаю, – прошептала Вероника, уловив его надежду, от чего почувствовала приятную легкость и тепло на сердце, – по-моему, нет.
– Как понять "по-моему"!?
– "По-моему" – это значит, что мне хочется, чтобы этим "кто-нибудь" стал ты.
– Звучит многообещающе.
Она подмигнула и озорно улыбнулась. Потом вновь позволила Масканину нежно привлечь себя и легонько коснулась губами его щеки, чуть ниже приметного и ужасного шрама. Пусть шрам ужасный и некрасивый, но Костя военный, а значит получил его в бою. Шрамы носят герои. А Масканин, между тем, дотронулся губами мочки ее уха и тихо прошептал: