Молоко кобылиц

Лившиц Бенедикт Константинович

Владимир Маяковский

Зигзаги и вечер

Адище города окна разбили На крохотные сосущие светами адки Рыжие дьяволы вздымались автомобили Над самым ухом взрывая гудки. А там, под вывеской, где сельди из Керчи Сбитый старикашка шарил очки И заплакал, когда в вечереющем смерче Трамвай с разбега взметнул зрачки. В дырах небоскребов, где горела руда И железо поездов громоздило лаз Крикнул аэроплан и упал туда Где у раненого солнца вытекал глаз И

тогда уже скомкав фонарей одеяла Ночь излюбилась похабна и пьяна А за солнцами улиц где-то ковыляла Никому не нужная дряблая луна.

Алексей Крученых

«Луной гнилою…»

Луной гнилою Часы отстали Кормили сволочь Гуди с толпою Хоть 2? едва ли Пятится ночь Нажавши пальцем Зайти ли? с вывеской? Я вольный благодар Язык чернильницы Попал под наковальню Чур чур круче Ловите — тайна Если пред обедом Пройтись хочу я просто к воротам И подаю ей знак летельбищ На что иной взирает не терпя

Охлаждение

Моих детей не узнаете? Родились здесь в неисчислимом Возьмите в школу Пусть желт и реек не нарушают глину

Песня шамана

Котеро Перо Бясо Муро Коро Поро Ндоро Ро

Бенедикт Лившиц

Слова на эро

1

Белый лекарь, недозрелый трупик Большеглазого Пьеро, Вырастивший вымышленный тропик В мартовское серебро. Нет, не пыль дождливого клавира, Ты стесняешь белизной Все широкие слова на эро, Все слова в целебный зной. Колыхаясь белым балахоном Туфле в такт и сердцу в такт, Праведник в раю благоуханном, Вот — нисходишь на смарагд.

2

О тропике трепетный клоун, Из крапин запретных рябо На всем балахоне, во что он Играл головой би-ба-бо? На счастие в лилии перед Америкою тишины Он замер и севером мерит Отпущенниц райской весны, Чья полузнакомая вера Смарагдами ограждена В широкое слово на эро, Бежавшее строгого сна.

Рисунок Владимира Бурлюка

Рисунок Владимира Бурлюка

Василий Каменский

Северная рождествель

Тканая скатерть морозницей-вицей Рождественна ель на горе-серебре Распушённая звёздно узорами-взорами За горами хрустальными льдами стальными На хвойной заре за

реками-озёрами В замке из заячьих шкур горностаев Жемчужин алмазов опалов топазов Сияют из инея вершины венцы По синей дороге бегут бубенцы Ломко в сердце и звонко звеня Дни весёлая песня обнимет меня. Кудри русские вскинь и разгульно встречай Бесшабашных и пьяных качай укачай

Чугунное житье

Чугунное житье Ношу кривой Татарский нож Индийское копье Раскинул ловок и хитер Я на сосне шатер И хохочу хочу Кричу и жгу смолье Точу топор Четыре пальца просвищу Шарахнется сова Забъет крылом Седьмым веслом Людей не вижу не ищу И выплюнул слова Мычу ядреный Вол лугов Марковное жратье Повесил на рога врагов Шаршавый ствол Старуха мать Пошел жую рябину Сучье ломать Чугунное житье

Ночь

Блещут Вещие Зарницы Озорницы За рекой Рукой Огонь В темнице Огонится Конь Конится Пасутся Звезды Гнезда Гроз Скитаний Молний Таяний Отчаяний Обоз.

Словойско

Словойназа Словолю Слово жди Словойдут Словоплямив Словорота Словолости Словокреснет Слование Слов Словолян

Одеяния

Песниянка Песниянная Песниянных Песниян

(Пляска песни)

Осмеянка Осмеянная Осмеянных Осмеян

(Пляска смеха)

Окаянка Окаянная Окаянных Окаян

(Пляска с визгом)

Одеянка Одеянная Одеянных Одеян

(Пляска спины)

Игорь Северянин

В блесткой тьме

В смокингах, в шик опроборенные, великосветские олухи В княжьей гостиной наструнились, лица свои оглупив: Я улыбнулся натянуто, вспомнив сарказмно о порохе. Скуку взорвал неожиданно нео-поэзный мотив. Каждая строчка — пощечина. Голос мой — сплошь издевательство. Рифмы слагаются в кукиши. Кажет язык ассонанс. Я презираю вас пламенно, тусклые Ваши Сиятельства, И, презирая, рассчитываю на мировой резонанс! Блесткая аудитория, блеском ты зло отуманена! Скрыт от тебя, недостойная, будущего горизонт! Тусклые Ваши Сиятельства! Во времена Северянина Следует знать, что за Пушкиным были и Блок, и Бальмонт!