Молот и наковальня

Тертлдав Гарри Норман

– Неужели ты не видишь иронии судьбы в том, сын мой, что именно мы с тобой стояли во главе видессийских войск, свершивших невозможное, чтобы вновь посадить Шарбараза на утраченный было трон? В одном ты прав. Если Шарбаразу представится шанс поставить Видессию на колени, он его не упустит.

– Но тогда… – одновременно произнесли Регорий и младший Маниакис.

– Но тогда – что? – отозвался старший Маниакис – Тогда ты просто должен занять трон империи, – сказал младший Маниакис таким тоном, словно формулировал очевидную геометрическую аксиому.

– Чушь! –

фыркнул старший Маниакис. – Я ничего никому не должен. Более того, чем дольше я размышляю, тем менее склонен предпринять подобную попытку. Я совершенно доволен своим нынешним образом жизни: насколько припомню, мне никогда еще не случалось испытывать такого полного удовлетворения. Должность губернатора Калаврии как раз по мне. Ну а если ты уж так убежден, что империя нуждается в спасении, сын мой, то и спасать ее должен именно ты.

Симватий и Регорий, до сих пор смотревшие на старшего Маниакиса, одновременно перевели глаза на младшего. Тот сперва даже не понял, чем вызвано появившееся на их лицах странное выражение. А когда понял, то внезапно ощутил, как кровь вскипает в его жилах.

– Отец! – медленно проговорил он. – Если я решусь, ты согласишься поддержать меня на этом пути?

Некоторое время старший Маниакис взвешивал ответ.

– Ты серьезно? – спросил он наконец, но вопрос прозвучал почти как утверждение. Его сын решительно кивнул. Тогда старший Маниакис глубоко вздохнул и заключил младшего в свои медвежьи объятия:

– Конечно. Конечно, поддержу. И не я один. Весь клан Маниакисов будет целиком на твоей стороне. – Губернатор из-под насупленных бровей взглянул на брата и племянника.

– Отныне и навсегда, – сразу отозвался Симватий.

– Отныне и навсегда, – звонко подтвердил Регорий. – Но если бы и ты не решился, кузен, мне пришлось бы брать ответственность на себя.

Младший Маниакис изучающе посмотрел на двоюродного брата. Неужто, не успев даже начать путь к трону, он уже обрел соперника?

– Конечно, – еще раз повторил старший Маниакис, – раз так, мы попытаемся. – Но словам губернатора не хватало убежденности. Чуть помолчав, он разъяснил причину своих сомнений:

– Любая неудача для нас равносильна гибели. Причем погибнет весь наш клан. Чада и домочадцы, слуги и друзья. Все, до кого сможет дотянуться кровавая рука Генесия. А потому мы не вправе ошибаться. Теперь вот что. Нет никакой необходимости выступать немедленно. Надо быть безумцем, чтобы двинуться в поход на Видесс без подготовки. Перед тем как предпринять такую попытку, надо продумать все до мелочей. Как следует и не раз.

– Безусловно, – сразу согласился младший Маниакис. Стоявший рядом с ним Регорий нетерпеливо, словно норовистая лошадь, переступил с ноги на ногу. Мысль о возможных проволочках была ему мучительна. Парень рвался в бой.

– Порой самый прямой путь оказывается далеко не самым коротким, – успокаивающе сказал ему младший Маниакис.

Губернатор просиял.

– Сын мой! – взволнованно произнес он. В голосе его звучала гордость. –

Похоже, жизнь тебя уже кое-чему научила! – И старший Маниакис крепко обнял младшего.

– Ну, раз уж мы решились, – сказал Симватий, – пора готовиться к ужину. Будет весьма интересно посмотреть на лицо Курикия, когда тот обнаружит, что собрался стать тестем будущего Автократора!

– Но Генесий тоже вскоре узнает об этом, – нахмурился младший Маниакис. – Надеюсь, такое известие не причинит вреда Нифоне. Курикий успел сказать мне, что она укрылась в женском монастыре.

– Вот и еще один повод для беспокойства, – заметил, старший Маниакис. – Когда мы выступим в поход, перечень подобных забот будет удлиняться каждый день. Притом очень быстро. Ладно, пока оставим это. Симватий прав: пора готовиться к ужину.

* * *

Вот и еще один повод для беспокойства… Эта мысль неотступно преследовала младшего Маниакиса, пока он шел по направлению к столам, расставленным среди цветов во внутреннем дворе крепости. На его руку опиралась Ротруда; Таларикий семенил рядом, держась за руку матери. Интересно, как поведет себя Курикий при виде будущего зятя, спокойно шествующего в сопровождении возлюбленной и незаконнорожденного сына?..

По правде говоря, особых поводов для недовольства у казначея быть не могло, ведь младший Маниакис отнюдь не был монахом, и от него нельзя было требовать воздержания все те долгие годы, пока он оставался вдалеке от своей суженой. С другой стороны, казначей, возможно, рассчитывал, что будущий родственник не станет столь открыто демонстрировать свою связь. Маниакис долго обдумывал этот вопрос. Если бы он не взял Ротруду с собой, пошли бы разговоры, будто он стыдится ее, что не только не соответствовало действительности, но и взбесило бы Ротруду.

Большинство вельмож, бежавших из столицы, уже находились во внутреннем дворе. Они негромко переговаривались, пили вино и благовоспитанно делали вид, будто восхищены растущими повсюду великолепными цветами.

Младший Маниакис прекрасно понимал, что лишь вежливость по отношению к хозяевам заставляет сановников быть настолько неискренними, ведь городские сады Видесса затмевали своим великолепием небольшой садик губернатора так же легко, как восходящее солнце затмевает самую яркую звезду.

Едва вельможи увидели Ротруду, обсуждение достоинств сада прекратилось само собой. Женщины из Халогаланда были редкими гостьями в Видессии, и золотые волосы Ротруды словно магнитом притянули к себе взоры гостей. Великолепная грива золотых волос была самой яркой особенностью ее облика, но все остальное им не уступало: большущие темные бездонные глаза, сильный решительный подбородок, выступающие скулы, красивый прямой нос, высокий стройный стан – она почти не уступала ростом Маниакису, которого никак нельзя было назвать малышом, – и, наконец, великолепные формы, испокон веку делающие женщину женщиной…