Молот Люцифера

Когда Солнце еще не воспылало, когда планеты еще не образовались, был только Хаос. И были кометы.

Кое-где хаос, заполнявший космическое пространство, начал сгущаться. Масса его была достаточно велика, чтобы он не рассеялся в пространстве, и сгущение стало необратимым. Образовался бурлящий вихрь. Частицы пыли и замерзшего газа сближались, касались друг друга и слипались. Формировались хлопья, а затем и целые комки замерзших газов. Шли тысячелетия. Образовавшийся вихрь в поперечнике достигал пяти световых лет. Центр его становился все плотнее. Отдельные местные сгущения

быстро вращались вокруг общего центра, аккумулируя близлежащую материю: формировались планеты.

Далеко от оси вихря сформировалось это. Представляло оно собой снежное облако. Частицы льда и снега объединялись в рыхлые скопления. Объединялись медленно, очень медленно, присоединяя за раз по несколько молекул. Метан, аммиак, двуокись углерода. Иногда в облако залетали более плотные образования, и оно включало их в себя. Таким образом в его состав вошли железо и камни. Теперь это было уже отдельное, вполне устойчивое скопление. Формировались все новые льдинки и химические соединения, устойчивые только в холоде межзвездного пространства.

Отдельные элементы скопления достигали уже четырех миль в поперечнике, когда случилась беда.

Катастрофа грянула внезапно, и по времени занимала не более пятидесяти лет — ничтожное мгновение по сравнению с жизнью скопления. Центр вихря обрушился внутрь самого себя, и яростным пламенем заполыхало новое солнце.

Мириады комет испарились в этом адском пламени. Планеты сразу же лишились атмосфер. Мощный солнечный ветер вымел из центральной области свободные газы и пыль и унес их к звездам.

Но для скопления, однако, изменения эти оказались почти незаметными. От солнца оно находилось в двести раз дальше, чем недавно сформировавшаяся планета Нептун. Это новое солнце для скопления было не более чем необычайно яркой, но постепенно тускнеющей звездой.

А во внутренних областях гигантского вихря продолжалась яростная активность. От жара из камней испарялись газы. В морях третьей планеты образовывались сложные химические соединения. Газовые гиганты бурлили проносящимися вдоль и поперек нескончаемыми ураганами.

Спокойствие внутренним мирам не ведомо.

Подлинное спокойствие существует лишь там, где начинается межзвездное пространство, во внешней оболочке системы, где плавают миллиарды разделенных громадными расстояниями комет. От каждой до ближайшей ее сестры — как от Земли до Марса. Эти кометы плавают посреди холодного черного вакуума. Здесь, в оболочке, их ленивая дрема может длиться миллионы лет… Но не вечно.

Вечность этому миру не ведома.

Голубой мерседес свернул с окружного шоссе Беверли Хилз и подъехал к особняку ровно в пять минут шестого. Джулия Суттер изумлена была чрезвычайно:

— Господи,

Джордж, да это же Тим! И точно к назначенному времени!

Джордж Суттер подошел к ней и выглянул из окна. Да, это машина Тима. Усмехнувшись, он вернулся к бару. Званые вечера, устраиваемые его женой, считались событиями значительными, а этому вечеру, к тому же, предшествовали недели заботливой подготовки, подготовки и еще раз подготовки. И чего она так боялась, что никто не явится? Психоз этот стал настолько распространенным, что пора бы ему подобрать название.

Вот уже появился Тим Хамнер. Причем появился вовремя. Странно. Тим — из третьего поколения богатой семьи. По меркам Лос-Анджелеса, это старые деньги, и денег у Тима много. Он посещает только те вечера, на какие сам хочет попасть.

Архитектор Суттеров любил, должно быть, сращивать стили. Стены были прямоугольными, и углы здания тоже. А бассейны в саду — мягко изогнутые, самых прихотливых форм. Справа особняк смотрелся как традиционная вилла стиля «монстр»— белые оштукатуренные стены и красная черепичная крыша — а слева как норманнский замок, магическим образом перенесенный в Калифорнию. Для Беверли Хилз это не было необычным, но приезжие с востока всегда изумлялись. Особняк Суттеров располагался вдали от улицы, как и предписывалось отцами города для этой части Беверли Хилз. Настолько вдали, что высокие пальмы, казалось, не имели к нему никакого отношения. К самому зданию, изгибаясь огромной петлей, вела асфальтированная аллея. Возле крыльца стояли восемь слуг для помощи в парковке автомобилей — проворные молодые люди в красных куртках.

Не заглушая мотора, Хамнер вылез из машины. Взвизгнул автоматический напоминатель. В другое время Тим не преминул бы огрызнуться, в сильнейших выражениях проехавшись бы по поводу геморроя своего механика, но сейчас не обратил на этот визг никакого внимания. Глаза его были задумчивы, рука похлопала по карману, затем полезла вовнутрь. Слуга-парковщик заколебался — на чай дают обычно только перед отъездом. Но Хамнер не спеша с задумчивым видом прошествовал мимо него, и тот двинулся к машине исполнять свои обязанности.

Хамнер посмотрел вслед одетому в красное юнцу. Может, этот парень, а может, и другой из них интересуется астрономией. Эти ребята здесь почти всегда либо из Лос-Анджелесского Университета, либо из Университета Лойолы. А что, быть может… Он тут же с неохотой признался себе, что такого быть не может. Тим вошел в дом. Рука его то и дело как бы случайно залезала в карман — ощутить, как шуршит под пальцами телеграмма.

Огромные двойные двери распахнулись, открывая обширное внутренне пространство здания. Прихожая от остальных помещений отделялась высокими арками, выложенными красным кирпичом — намек на стены, долженствующие разделять комнаты. Пол во всем доме был один и тот же: коричневый кафель, расписанный яркими мозаичными узорами. Здесь вполне можно было разместить сотни две гостей, если не больше. А возле бара сейчас собралось не более дюжины… Они весело и оживленно беседовали — немного более громко, чем следовало бы. Гости выглядели как-то затерянно среди этого пространства, сплошь заставленного столами. На столах — свечи и расшитые скатерти. В однотипной одежде — слуги. Их почти столько же, сколько гостей. Всего этого Хамнер не замечал — он вырос в подобной же обстановке.