Молот ведьм
Шрифт:
Сатана улыбнулся.
— Ты не прав в исходном постулате, мальчик, моя сила — в страстях и гибельных желаниях, а страсть, которая оставляет место для размышления — это не страсть. Глупцов легче водить за нос, и стоит заразить гибельными желаниями умного — вот тебе и дурак.
— Точно, — кивнув, уронил Джустиниани, — я понял.
Он и вправду всё уяснил — и весьма отчётливо.
Тут часы пробили полночь. Джустиниани очнулся. В двери тихо стучали. Луиджи, войдя в спальню с лампой, доложил, что его сиятельство спрашивает
«Так это всё мне приснилось?» — удивлённо подумал Джустиниани, торопливо одеваясь, после чего вышел в гостиную.
Мессир Пинелло-Лючиани стоял у входа в длинном плаще и руки его были спрятаны под его полами.
Джустиниани странно удивился тому, что почти всё, что он знал об этом человеке — почерпнуто от других. Но почерпнуто было столько, что Винченцо предпочёл бы никогда не встречаться с этим существом.
И судьба словно отводила их до времени друг от друга, но теперь они стояли лицом к лицу, — не разойтись, не обойти, — и глаза обоих налились смертельной ненавистью.
Джустиниани, помня разговор с баронессой в галерее у маркиза ди Чиньоло, ждал, что мессир Андреа начнёт торговаться, но Пинелло-Лючиани молча бросил на стол что-то белое, звякнувшее при соприкосновении с поверхностью. В левой его руке темнел пистолет.
«Ещё и левша к тому же…», невесть почему со злым раздражением подумал Джустиниани.
Тут Винченцо бросил взгляд на стол и напрягся: он рассмотрел, что это — отрезанный рукав белой рубашки с запонкой. На золоте белели арамейские платиновые инкрустации, на белой ткани — алела кровь. В глазах его потемнело.
Винченцо видел эти запонки на Карло Тентуччи.
«…Не сердитесь. Я считаю вас своим единственным другом, Карло…» — «…Вот уж не знал, что ты меломан…», Энрико Бьянко слышал его слова и, конечно же, передал их Пинелло-Лючиани. Винченцо стало дурно. Ему казалось, он надёжно укрыл всё, что ему дорого, и тем обезопасил себя. Но Карло…
Он так и не преодолел в себе настороженности и недоверия, прибегал к его помощи, но до конца так и не доверился ему.
— Он написал мне?
Пинелло-Лючиани покачал головой.
— Если бы он согласился, нам не пришлось бы показывать вам это…
Джустиниани лихорадочно соображал. Итак, Тентуччи отказался писать ему. Это могло быть нежеланием вызывать его туда, куда его заманивали — и тогда это был поступок истинного мужества, или… или Тентуччи у них нет, но они просто шантажируют его, Джустиниани, тем, что, по их мнению, ему дорого. Но запонки Карло уникальны, сделаны на заказ, и украсть совсем не просто. Но взять в заложники Тентуччи — это говорило о безумии… или…
Или уж, воля ваша, о том, насколько важен для них этот проклятый ларец. Но там уже ничего, кроме нескольких вольтов, нет. Неужели они так напуганы? Джустиниани закусил губу. Впрочем… Ипполита… В её смерти они тоже могли приметить нечто дьявольское…
Но что было толку гадать?
— Что я должен сделать?
— Взять ларец и сесть в мою карету. И не делать глупостей.
Это было логично. Джустиниани, порадовавшись, что Джованна спит, принёс под дулом пистолета Пинелло-Лючиани из кабинета ларец. Винченцо подумал было отшвырнуть негодяя, открыть ларец, вытащить и переломить вольт Пинелло-Лючиани, но если Карло Тентуччи и вправду был у них, такой способ не годился.
Джустиниани при этом ощущал странное брожение в душе, мутное и пьянящее, как сусло на мезге. Постепенно в его душе выбродила ярость, точнее ледяное бешенство, укрощённое волей и пониманием, что проявлять его не время. В нём словно затаилась приготовившаяся к прыжку кобра.
Теперь Винченцо и сам чёрт был не братом. Он дал себе слово, что, если Карло действительно у них — он, Винченцо, ещё сегодня непременно придушит этого припадочного негодяя — причём, своими руками.
Тут он нащупал в кармане нож, трофей, отобранный у браво, и вздохнул с облегчением.
Они вышли в ночь, тёплую и чуть душноватую.
Джустиниани увидел на козлах Бьянко. «Конечно, и ты здесь, радость моя, чёртов доносчик и растлитель, и ты здесь. Погоди…»
Пинелло-Лючиани, зная о своей падучей, передал ларец Энрико. Карета тронулась, едва захлопнулась дверца.
— Вы останетесь в живых только в том случае, — криво усмехнулся Пинелло-Лючиани, — если будете рабски послушны.
«Лучше бы ты этого не говорил, мой милый…» Кобра, притаившаяся в Джустиниани, изогнулась и злобно зашипела. «Рабски послушен? Останусь в живых? Я божественно свободен, выродок, и не тобой дана мне жизнь. Не тебе и забирать её…»
Винченцо поднял глаза на Пинелло-Лючиани и неожиданно вспомнил герцогиню Поланти с её чёртовыми шуточками. Что ж, хоть от дьявольского оружия воняло бесовщиной, ничего другого под рукой не было. Джустиниани напрягся, вся ненависть в нём спрессовалась в комок, но проявить её, дать ей выйти из него — Винченцо не посмел. Он просто поймал глазами зрачки Пинелло-Лючиани и мгновенно зачаровал его.
Мессир Андреа откинулся на подушку с отрешённо-бессмысленным выражением на лице. Пистолет выпал из ослабевшей руки. Господи, и это хилое ничтожество ещё пыталось ему угрожать?
Джустиниани поднял упавший пистолет, разрядил его и бросил его на сидение рядом с эпилептиком.
— Карло Тентуччи действительно у вас?
Пинелло-Лючиани, замерший в позе китайского болванчика, кивнул. Значит, не лгут, бестии. Но неужели они затеяли это всё ради этого ларца? Или что-то ещё? Из-за событий последних недель, — ранения Убальдини, гибели Берризи, припадка самого Пинелло-Лючиани и смерти Ипполиты Массерано, — им могло показаться, что он преследует их, и попытаться нанести упреждающий удар.