Молотов. Полудержавный властелин
Шрифт:
— Пианино, когда не-немного выпьем. Ворошилов пел. У него хороший слух. Вот мы трое пели. «Да исправится молитва твоя…» — и так далее. Очень хорошая музыка, пение церковное.
— Есть очень красивые песни.
— Очень красивые есть. И Чайковский писал музыку для церкви, ну и другие крупные композиторы.
— Козловский пел.
— Козловский, да. Еще бы, конечно.
— Михайлов, бас наш.
— Да, по-моему, Михайлов был то ли дьяконом, то ли протодьяконом.
— Вячеслав Михайлович, а мать ваша когда умерла?
— Она
— В двадцатом вы на Украине были, первым секретарем. Уже в верхах были, но не в Политбюро.
— Я на Украине был всего-то… На Донбассе…
— А отец умер в каком?
— А он, видимо, в 1923 году.
— Царство небесное родителям! — восклицает Шота Иванович.
— Сколько вас детей было всех? — спрашиваю я.
— Семь человек было. Как отец говорил: «Шесть сыновей и сам соловей!» Все пели. Шесть сыновей и одна дочь. Старшая сестра. А кроме того, еще было трое, но тех я уже не застал, в детстве умерли. Всего было десять у моей матери, я был предпоследний.
— А брат, композитор, когда он умер?
— Он умер года четыре-пять назад.
— Музыкальность по какой линии, по материнской или по отцовской?
— Видите ли, отец — у него был хороший бас, но не было слуха. И все-таки он пел в церковном хоре, на клиросе. Он пристраивался к кому-нибудь с хорошим слухом, басу, и подтягивал… Выписывал много нот всяких церковных. На богомолье ездил. Куда только… А средний брат Николай был талантливый живописец, очень хорошо рисовал, но все сам — самодельно, самоучкой. И композитором стал самоучкой. Очень способный. Как музыкант очень способный, как политик — никуда. (Смех.)
— Отец, наверно, был знаток женщин? — интересуется Шота Иванович.
— Он бывалый человек. Он бывал на разных ярмарках, в Нижнем Новгороде, в других местах, и там у него была вольная жизнь. Родители жили в Вятке, а «Торговый дом братьев Небогатиковых» был в Нолинске. Их трое — братьев Небогатиковых, они нам помогали. Николай, старший мой брат, окончил гимназию, поступил в университет.
— А вот большевик еще у вас был брат…
— Большевиков не было. Коммунист был, младший, но слабый такой. Политикой мало интересовался. Сергей. Угорел в 1919 году. Я уже был председателем Нижегородского губкома.
09.10.1975
— Меня удивляет, Вячеслав Михайлович, что у вас отлично сохранилось зрение — вы без очков читаете! Молотов отвечает:
— Один глаз. А другой — уже на Арзамас!
05.07.1980
Молотов стал постоянно щурить левый глаз.
— Может, задвинуть шторку, свет мешает? — Мы сидим у окна.
— Скорей всего, лучше будет, но… У меня глаза не совсем одинаковы, поэтому…
Я читаю в очках. Лет шесть-семь, может, восемь, назад я читал без очков. А потом стал в очках. Но зато на воздух я смотрю без очков. А раньше я в очках
— На всех фотографиях вы были в пенсне… Оказывается, Гитлер в очках писал. А снимков нет.
— Я не помню, чтоб он в очках…
— А Ленина вы не видели в очках?
— Не хотел показываться. Один или два раза его показали в очках. Не подходит ему… вооружение на глазах.
…Молотов после болезни ослаб. Думали — не выкарабкается.
— Пока я в неработоспособном состоянии. Я называю свою болезнь — годы. Встаю — все болит, начиная от затылка, шея, плечи, суставы, ноги, через колени —, наверх. То побаливает в груди, сонливость, усталость…
05.02.1982
— Я обратил внимание, вы без очков читаете.
— Я без очков могу. Беречь надо. Как беречь? В полутемноте, в полусвете нельзя читать. Я это для себя запомнил. Я смотрю — Таня, Сарра Михайловна, они совершенно не берегут зрение, а потом будут жаловаться. Таких большинство. Это наша некультурность, учтите. Сказывается некультурность. Привыкли — кое-какой свет, ладно, читаем, а это портит зрение.
…Смотрит на мой «дипломат»:
— Такие сундучки сейчас у многих.
— Называется «дипломат». А почему «дипломат» — не знаю.
— Секретные бумаги носить, — говорит Молотов.
30.10.1984
Сегодня у Молотова в гостях две пожилые женщины, его родственницы: Зинаида Федоровна, двоюродная сестра, — отец Вячеслава Михайловича брат ее матери, и племянница Зоя Викторовна — дочь одного из старших братьев, Виктора Михайловича.
— Его мобилизовали в 1918 году белые, — говорит Молотов, — и он с тех пор пропал.
— Тиф был, он и не вернулся, — добавляет Зоя Викторовна, — шесть братьев и одна сестра…
— Шесть братьев, да, правильно, — говорит Молотов. — Это то, что сохранилось на моей памяти. Я предпоследний. Сережа самый последний.
— Он был военный врач, — говорит Зинаида Федоровна, — молодой умер… Скрябины были — Михаил, Виктор, Николай, Зинаида, Владимир, Вячеслав и Сергей. Николай — композитор Нолинский, очень скромный человек, никогда не пользовался родством с Вячеславом Михайловичем.
Вспомнили, что у Небогатиковых было два или три парохода. За товаром по Волге и Каме ходили «Три Брата» и «Братья Небогатиковы». Разбогатели постепенно. Михаил и Виктор Скрябины, старшие братья, оформляли товар у Небогатиковых.
Женщины рассказали, как однажды на кухню к ним забрела цыганка и, указав на Вячеслава, сказала: «Этот будет на весь мир знаменит!»
Молотов вспомнил, что заходил на свою родину в слободу Кукарку на пароходе «Красная звезда» в 1919 году.
А племянница добавила, что ее «дядя Веча» до революции приехал в Нолинск на табачную фабрику Небогатиковых и устроил митинг. Дедушка, отец матери, поднял палку: «Ты на кого митингуешь? Мы этим живем!»