С соблюдением всех мер предосторожности без промедления негласно арестуйте Чеслава и Винцента Комарницких и самолетом с надежной охраной доставьте их в Лиду. За остальными продолжайте наблюдение. Поляков".
ШИФРОТЕЛЕГРАММА
"Воздух!!! Егорову
Ввиду отсутствия результата по делу "Неман" согласно отданных ранее подготовительных распоряжений под Вашу личную ответственность надлежит сегодня с 18.00 задействовать глухое блокирование районов Вильнюса, Гродно и Лиды по варианту "Западня". Проведение "Западни" санкционировано Ставкой ВГК. Выполнение проконтролируйте и немедленно доложите. ГУКР категорически требует ни на минуту не ослаблять усилий по подготовке вариантов "Большой слон" и "Прибалтийское танго", которые в случае необходимости будут задействованы в указанные Вами сроки. Колыбанов".
99. "БАБУШКА ПРИЕХАЛА"!
Таманцев стремительно подтащил безжизненно-тяжелое тело амбала к месту засады, где, по-прежнему не двигаясь, лежали в траве бритоголовый "капитан" и помощник коменданта, стояли на неторной дороге два вещевых мешка и возле них с залитым кровью лицом, зажав ватномарлевым тампоном из индивидуального пакета рану на голове и уперев локоть этой руки в подставленное колено, беспомощно сидел Алехин.– Порядок!– громко сообщил ему Таманцев.– Двое наверняка теплые!– Ты не ранен?– Ни царапинки! И Малыш цел!.. А у вас... немного разбита голова... Ничего страшного!– оглядев Алехина и определив, что ранение всего одно, с нарочитой бодростью крикнул Таманцев, хотя не знал и весьма сомневался: разбита поверхностно или пробита?– Как самочувствие?– Нормально, - тихо сказал Алехин.– Не отвлекайся... Даже в этом состоянии его более всего занимал "момент истины", и Таманцев отлично его
понимал. Не теряя даром и секунды, Таманцев в темпе делал все необходимое, завершающее силовое задержание. Вытащив вязки, он намертво приторочил кисть правой неповрежденной руки амбала к щиколотке его левой, подогнутой к ягодице ноги. Подведенного Блиновым и старшиной "лейтенанта" он мигом положил лицом вниз, задрав на спине гимнастерку, сунул ему за оттянутый пояс нож и, рванув к себе, разрезал сзади брюки вместе с трусами чуть наискось до самого колена. Такую же процедуру в следующее мгновение он проделал и с амбалом, потом уложил их обоих, как полагалось, спинами друг к другу - "лейтенанта" так, чтобы у него перед глазами были помощник коменданта и вещевые мешки, амбала же на здоровый бок, затылком к месту засады, и, указывая на него Блинову и старшине, скомандовал: - Перевяжите ему плечо и ногу! Двумя пакетами! Остальные давайте сюда! Быстро! Все, что в эти минуты делал Таманцев, он проделывал за три с лишним года войны несчетное число раз. Каждое его движение и в "качании маятника", и в силовом задержании было отработано не только боевой практикой, но и постоянными тренировками - с момента появления из кустов он, без преувеличения, действовал с четкостью и быстротой автомата. Блинов и старшина-радист - оба они старались и теперь бросились выполнять его приказание - по сравнению с ним двигались, естественно, медленнее и своей неискусностью и, как ему казалось, неповоротливостью раздражали его. Обиходив захваченных агентов, Таманцев ухватил запятнанный кровью вещмешок, перерезал ножом тесьму, стягивавшую верх, и крикнул Алехину: - Товарищ капитан, давайте перевяжу!– Успеется!..– строго сказал Алехин.– Не отвлекайся! Он держался напряжением всех сил и был убежден, что как только его начнут перевязывать или если даже просто отнять намокший тампон от раны и польет кровь - в любом случае он сейчас же потеряет сознание. А до получения "момента истины", до осмысления и принятия им как старшим группы соответствующего решения он просто не имел права терять сознание.– Посмотри, что с ними!– приказал он Таманцеву, стараясь разглядеть лежавших в нескольких метрах от него помощника коменданта и бритоголового "капитана". С помощником коменданта все было ясно: он лежал лицом вверх, и еще раньше, только подбежав сюда, Таманцев увидел его уставленные в одну точку, прямо на солнце, остекленелые глаза. Не выпуская из рук вещмешка, Таманцев подскочил к бритоголовому и, заметив у него за ухом крохотную ранку, ухватил его за плечо, повернул и, увидев вместо правого глаза зияющее выходное отверстие, из которого на траву вытекала черная кровь, вскинул голову.– Холодные... Оба...– отпустив плечо "капитана", сказал он вполголоса, приложив при этом ладонь ко рту и оборотясь спиной к "лейтенанту" (чтобы тот не услышал), и посмотрел на Блинова.– Как же так?– проговорил Алехин. Присев на корточки, Блинов поспешно бинтовал ногу амбалу. Он расслышал слова Таманцева и все понял. "Это я!.. Я его убил!.. Что я наделал!.." - с ужасом подумал Андрей, жар ударил ему в голову, оторопелый - стрелял-то ведь в плечо!– он покачнулся и, потеряв равновесие, нелепо упал.– Что с вами?– удивленно спросил старшина.– Вот она!!! Телефункен!– точно сквозь сон услышал Андрей торжествующие возгласы и, уже поднимаясь, увидел в руках у Таманцева вытащенный из вещмешка, поблескивающий никелем и эбонитом радиопередатчик.– Посмотри поясницу...– говорил Алехин, морщась от крика Таманцева. Посмотри поясницу у капитана... Поставив рацию на вещмешок, Таманцев взрезал ножом брюки на спине у бритоголового, отвернул края в стороны и, взглянув, сообщил: - На пояснице... вправо от позвоночника два круглых шрамика... Вроде как от фурункулов.– Женя, это Мищенко...– сказал Алехин.– Запомните, это Мищенко... Таманцева трудно было чем-либо удивить, но какие-то секунды он смотрел, лихорадочно осмысливая, и не верил. Вспомнив ориентировки и особые приметы, он живо перевернул "капитана" на спину, с силой разжал ему челюсти, заглянул в глубину рта, увидел на верхней короткий металлический мостик, потрогал зачем-то его пальцем и, вытирая руку о голенище своего сапога, подтвердил: - Мищенко... Малыш свалил Мищенко! Фантастика! Стажер-несмышленыш свалил легендарного Мищенко, который за двадцать лет более пятидесяти раз перебрасывался на советскую территорию, которого два десятилетия ловили на Дальнем Востоке и западных границах, ловили на всех фронтах, но даже во время чрезвычайного розыска не смогли поймать. Свалил одним выстрелом, разумеется, ничуть того не желая. И теперь страшно переживает. Хотя ему ничего не будет - да Эн Фэ пальцем его тронуть никому не даст! И не потому, что он стажер. И не потому, что генерал сказал - взять живым хоть одного, а взяли двоих. Просто особый случай. Формально это даже его долг. Убить объявленного вне закона - право и обязанность каждого советского человека. Можно было бы его ободрить, пояснить, но ничего, пусть немного помучается. Пусть прочувствует, что лепить надо теплыми, а убить - любой дурак в состоянии. Это тебе не на передовой и не в сорок первом году! А Паша - мозга! Гений! Спустя год... за какой-то десяток минут прокачать Мищенко - невероятно!– Чего нам запоминать? Сами доложите!– вытаскивая индивидуальный пакет, недовольно крикнул Алехину Таманцев; ему не понравилось, буквально резануло уши: "Запомните - это Мищенко". Паша что - собрался умирать?..– Я вас перевяжу!– настойчиво предложил он.– Нет!– решительно отказался Алехин и полушепотом добавил: - Сначала... Таманцев спрятал пакет, внутренне настраиваясь бутафорить, опустил голову, расслабленно-спокойный подошел к Аникушину, посмотрел и, словно только теперь обнаружив, что тот мертв, в сильнейшем волнении, как бы еще не веря, вскричал: - Васька?!! Ваську убили?!! Он повернулся к лежащим на траве агентам, кинул лихорадочный взгляд на одного, затем на другого и, как бы все вдруг поняв, с лицом, искаженным отчаянием и яростью, уставил палец на "лейтенанта".– Ты!!! Ты его убил!..– Нет!.. Я не убивал! Не убивал! Это не я!– энергично запротестовал "лейтенант".– Ты!!! Он убил Ваську! Он убил моего лучшего друга!!!– оглядываясь и как бы призывая в свидетели Блинова, старшину и Алехина, истерично закричал Таманцев и в совершенном отчаянии замотал головой: - Я жить не буду!!!– Обеими руками он ухватил ворот своей расстегнутой наверху гимнастерки и, рванув, разодрал ее до пояса, обнажив широкую крепкую грудь, сплошь расписанную синими разводами морской татуировки.– Паскуда! Я прикончу его как падаль!!! И с лихорадочной поспешностью зашарил вокруг по траве глазами, отыскивая наган, умышленно выроненный им перед тем себе под ноги.– Нет!.. Клянусь, это не я!– Не смей его трогать!– подыгрывая, строго сказал Алехин.– Он убил Ваську!!!– рыдающим голосом вопил Таманцев, подняв из травы и держа в руке наган.– Я прикончу его как падаль!!! Аникушина звали Игорем, а не Васькой, и убил его не "лейтенант", но это не имело сейчас никакого значения. Андрей уже сообразил, что начался заключительный аккорд, так называемое "экстренное потрошение", жестокая, но в данных обстоятельствах совершенно неизбежная игра, потребная для того, чтобы тотчас - немедленно!– получить от кого-либо из захваченных предположительно самого слабого по волевым качествам - совершенно необходимые сейчас сведения. Аникушин во время засады повел себя непонятным образом и очень крепко помешал, теперь же, мертвый, он должен был помогать: для пользы дела обыгрывалась его гибель. Андрей, однажды уже принимавший участие в подобной игре, бросился сзади на Таманцева, обхватил его мускулистое горло левой рукой, а правой вцепился в его руку с револьвером, хорошо помня, что недопустима и малейшая фальшь, все должно быть естественно, и бороться надо без дураков - в полную силу. Прошлый раз ему помогал в этом Алехин, но сейчас капитан с залитым кровью лицом бессильно сидел на траве и рассчитывать на его поддержку не приходилось.– Не смей его трогать!– все же восклицал он требовательно, изображая реакцию на возгласы Таманцева.– Слышишь, не смей!– Держите его! Он контуженый!– крикнул Андрей старшине, и тот, поспешив на помощь, вцепился в Таманцева слева.– Пустите!!!– с искаженным яростью и отчаянием лицом рвался к "лейтенанту" Таманцев.– Он убил моего лучшего друга!!! Он убил Ваську!!! Я прикончу его как падаль!!! При этом у Таманцева судорожно подергивалась голова, и рыдал он самыми настоящими слезами, что еще в прошлый раз удивило Андрея. В то же время он не забывал толкать Андрея в коленку - мол, давай, работай! "Лейтенант", лежа на боку со связанными за спиной руками, инстинктивно старался отползти, отталкиваясь судорожными движениями ног; разрезанные брюки и трусы при
этом сползли до колен, обнажив белые мускулистые ляжки.– Я не убивал!!!– в сильнейшем страхе кричал он.– Клянусь - не убивал! Это не я!!! В это мгновение Таманцев с бешеным криком: "Он убил Ваську!!!" внезапным рывком отбросил в сторону старшину и с Андреем, повисшим у него на спине и намеренно выпустившим руку Таманцева с наганом, подскочил к "лейтенанту" и трижды выстрелил в него, точнее над самой его головой. В следующую секунду он сунул ствол нагана под ноздри "лейтенанту" и рассчитанным движением раскровенил ему верхнюю губу, преследуя при этом двойную цель: чтобы тот, оглушенный, вдохнул в себя пороховую гарь и ощутил кровь.– Не смей, мерзавец!– подыгрывая, кричал Алехин.– Псих ненормальный! Держите его!– Я не убивал!!! Пощадите!!!– в ужасе рыдал "лейтенант".– Я никого не убивал!!! Спасите!!! Это не я!!! Андрею и старшине удалось оттащить Таманцева на несколько шагов, однако, волоча их обоих за собой, Таманцев тут же снова ринулся к "лейтенанту".– Не ты?! А кто?! Кто же его убил?! Может, ты еще скажешь, что вообще в нас не стрелял?!– яростно орал Таманцев, прикидывая и определяя, что лежащий перед ним уже доведен до потребного состояния и надо брать быка за рога.– Ты еще смеешь врать?! Ты еще Смеешь обманывать советскую власть?! Может, ты и позывные уже забыл?! Андрей теперь с силой удерживал левой рукой не Таманцева, а старшину, вошедшего от борьбы в раж, страдавшего от боли - в момент броска ему вывихнули плечо - и ничего не понимавшего.– Если хочешь жить - позывные вашего передатчика?!– указывая револьвером на рацию, вынутую из вещмешка, властно потребовал Таманцев и снова уткнул ствол нагана в изуродованное ужасом лицо "лейтенанта".– Позывные твоего передатчика?! Быстро!!!– Я... Я скажу!!! Все скажу!..– рыдающим голосом торопливо повторял "лейтенант".– Эс-Тэ-И... Эс-Тэ-И...– Как Эс-Тэ-И?!– внутренне похолодев, закричал Таманцев.– А Ка-А-0?!– Ка-А-0 было до... четверга... А теперь Эс-Тэ-И!..– Сколько вас?!– чуть отводя револьвер, но не меняя зверского выражения лица, мгновенно продолжал Таманцев.– Сколько вас приехало сюда, в лес?! Быстро!!!– Трое...– Кто старший?! , - Вот...– "Лейтенант" взглядом указал на труп Мищенко.– Его кличка?! Для радиограмм! Быстро!!!– Кравцов...– А где Кулагин?!– мгновенно потребовал Таманцев. (Документы на имя старшего лейтенанта Кулагина были у Павловского.) - Здесь, в лесу... Он должен нас ждать... "Должен!" - от огорчения и неприязни к самому себе Таманцев яростно сплюнул.– А "Матильда"? Где "Матильда"?!– Он не здесь... Он под Шауляем...– Он что - офицер штаба фронта?!– тотчас спросил Таманцев (так предполагал Эн Фэ).– Кто он по званию?! Быстро!!!– Капитан... Шифровальщик штаба фронта...– Ты меня с ним познакомишь? Если хочешь жить, ты просто обязан меня с ним познакомить! Понял?!– Да-а...– А "Нотариус"?! Кто он и где?!– В Гродно... Железнодорожник...– Чеслав Комарницкий?!– сейчас же вскричал Таманцев (так предполагал Эн Фэ).– Сразу!!!– Чеслав... Фамилию не знаю...– Составитель поездов?! Высокий... блондин... лицо длинное, нос с горбинкой?!– Да-а...– А твою физиономию я узнал бы из тысяч!– Таманцев не без труда скрывал свою радость.– Ведь ты радист?!– Да-а...– всхлипнул "лейтенант".– То-то же! Выпрямясь, Таманцев ослабил пальцы, и Андрей, ожидавший этого мгновения, энергичным движением вырвал у него из руки наган и сразу отпустил его самого. Как бы приходя в себя, Таманцев помотал головой и словно весь вдруг обмяк и подобрел лицом. Это было необыкновенное, испытанное за войну всего лишь несколькими чистильщиками пронзительное ощущение - "момент истины" по делу, взятому на контроль Ставкой. Он чувствовал, что "лейтенант" не врет, и знал цену полученным от него сведениям. В эти мгновения только он, Таманцев, единственный обладал "моментом истины", и при мысли, что есть реальная возможность сегодня же взять и "Матильду" (а кто это сделает лучше, чем он, кто?!), у него захватывало дыхание. Если только Эн Фэ и генерал согласятся брать "Матильду" под носом у контрразведки другого фронта. Должны согласиться - мысленно он уже летел с "лейтенантом" и Малышом в Шауляй...– Как тебя зовут?– спросил Таманцев: надо было спешно строить отношения с "лейтенантом".– Не для немцев, для матери!– Сер-ргей...– Хорошее имя!– одобрил Таманцев.– Что ж... Если не ты убил Ваську и дашь нам "Матильду" - тогда живи!– милостиво, но как бы не совсем охотно разрешил он "лейтенанту".– Только дышать будешь, как я скажу! А если вздумаешь крутить, не обижайся, Серега...– Голос Таманцева дрогнул, и лицо сделалось скорбным.– Если вздумаешь крутить, тогда не обижайся - это будут последние минуты твоей жизни... Понял?.. Мы поедем к "Матильде" немедленно!– после короткой паузы пообещал он.– Полетим самолетом! Мы обнимем его сегодня же! Затем он повернулся к Алехину и, громко, отчетливо произнося каждое слово, сообщил: - Товарищ капитан, "бабушка приехала"! Это был условный сигнал для передачи открытым текстом по радио, означавший примерно: "мы их взяли", означавший, что ядро группы и рация захвачены.– Это точно?– с очевидным сомнением проговорил Алехин.– Ты все прокачал?– Точнее быть не может!– заверил Таманцев.– Я отвечаю! "Бабушка приехала"!.. Значит, порядок - она приехала! ffl Слава богу, приехала!.." Неясные, подернутые какой-то красноватой пленкой вершины берез и кусты плыли у Алехина перед глазами, и он никак не мог их остановить. Голова гудела и пульсировала, как второе сердце. Удрученный своей беспомощностью в эти ответственнейшие минуты, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, он держался из последних сил - ему еще надлежало принять решение. Он напрягался, стараясь разглядеть циферблат часов, поднесенных на руке к самому лицу, и наконец различил: было без восьми минут пять. Оперативное кольцо вокруг Шиловичского леса только что замкнулось. Семь тысяч человек на трехстах автомашинах с рациями и служебно-розыскными собаками, саперами и миноискателями уже кружились в гигантской карусели вокруг Шиловичского массива, ожидая команды начать операцию, с таким трудом и тщанием подготовленную Поляковым и теперь совершенно ненужную... Ее следовало отменить, остановить - еще можно было успеть.– Старшина!– Алехин повел головой, ища взглядом и не видя, не находя радиста.– Срочно передайте Первому... открытым текстом...– с усилием произносил он.– "Гребенка не нужна!.. Бабушка приехала!.. В помощи не нуждаемся..." Повторяйте непрерывно:.– уронив руку с набухшим тампоном и опуская голову, проговорил он.– Бабушка...– Повторяй до бесконечности!– подхватывая за подбородок голову Алехина и другой рукой проворно расстегивая ворот его окровавленной гимнастерки, властно приказал старшине Таманцев.– "Бабушка приехала! Гребенка не нужна! В помощи не нуждаемся!.." В темпе!.. Дублируй на запаске!.. Бегом!!! Жми!.. Осторожно отведя волосы, он прежде всего убедился, что, хотя кровь сочилась по-прежнему, голова у Алехина была не проломлена, а только разбита, и, рванув зубами нитку, вскрыл индивидуальный пакет.– Ничего страшного!..– прикладывая к ране свежий тампон, возбужденно говорил Таманцев.– Паша, ты - гений!.. Мы их взяли!!!– выкрикнул он и, пачкаясь в крови, несколько раз звучно поцеловал лицо Алехина.– Ты их раскрыл!.. Ты прокачал Мищенко!.. Пашуня, ты даже не соображаешь, какой ты гений!.. Старшина-радист уже скрылся в кустах, за которыми находился его передатчик. В тексте, сказанном ему Алехиным, Таманцев отметил неточность: они, безусловно, нуждались в помощи. И вместо последней фразы следовало передать: "Имеем два места холодного груза и тяжелобольного", чтобы с опушки прибыли розыскники для выноса трупов и немедленно прислали врача для Алехина. Но это можно было передать и спустя минуты, и Таманцев не стал ничего изменять. Он не сомневался, что Паша так сказал умышленно, чтобы сразу, первым же сообщением снять с Эн Фэ, генерала и еще с очень многих в Лиде и в Москве чудовищное напряжение последних суток. Оборотясь, Таманцев быстро оглядел обоих захваченных агентов; они лежали спинами друг к другу, молча, не двигаясь, как и полагалось, причем амбал очнулся и слабо шевелил головой. Блинов с пистолетом в руке, как и следовало, стоял наготове шагах в пяти от них. "Тики-так!.. Как ни болела, а умерла!" Про себя Таманцев уже отметил, что с "Неманом", по существу, покончено, причем радист невредим и, без сомнения, пригоден для функельшпиля, слеплен живым и второй агент, и рация захвачена, к тому же есть реальная возможность взять и "Матильду", который, как объяснил утром Алехин, особенно беспокоил Ставку.– У него мелькнула мысль, что через какие-то минуты передатчики большой мощности продублируют самое желанное в эти сутки не только для военной контрразведки сообщение о том, что "бабушка приехала", и тотчас о поимке разыскиваемых станет известно не только в Лиде, но и в Москве. Он представил себе по-детски обрадованное лицо Эн Фэ и как тот - если не бог, то, несомненно, его заместитель по розыску!– от волнения картавя сильнее обычного, скажет, разводя руками: "Ну б'гатцы... нет слов!.." И не в силах больше удерживаться от распиравших его эмоций, он, уже вскрыв зубами второй индивидуальный пакет и прижимая бинтом тампон на голове Алехина, срывающимся голосом неистово закричал: - Ба-бушка!.. Бабулька приехала!!! 1973 г.