Монах
Шрифт:
Барток понимающе кивнул и налил ему еще напитка.
– Для девочки, - буркнул он и ушел к себе. Как только закрылась дверь, как послышался крик толстяка.
– Тина, вставай! Я сейчас тебе кошмарную новость расскажу!
Клемент взял в одну руку одежду, в другую кружку и не спеша поднялся наверх. Его качало из стороны в сторону, от усталости или пережитого - кто знает? Думая, что Мирра заснула, монах, стараясь не шуметь, осторожно открыл дверь. Но девочка не спала. Она сразу же повернулась к нему и облегченно вздохнула.
– Почему ты еще не спишь?
– Я… боялась, что ты
– Как, даже не попрощавшись?
– попробовал пошутить Клемент.
– Кроме того, у меня осталась бы твоя накидка. Зачем она мне? Размер не тот.
Мирра продолжала пристально смотреть на него.
– Ты и правда, так обо мне плохо подумала?
– огорчился монах.
– Разве я заслужил такие мысли? Дать обещание и бросить тебя здесь - это было бы подло. Так поступают предатели, а на свете нет ничего хуже предательства.
– Прости меня. Просто мне сейчас очень страшно.
– Выпей это, пока горячее.
– Он протянул ей кружку.
Девочка всего за пару минут расправилась с чаем, сделав несколько жадных глотков. Клемент накрыл ее еще одним одеялом, и присев на жесткую кровать, положил руку на лоб, проверяя температуру. Тот, к счастью, не был горячим. Это радовало, потому что сейчас, им только простуды не хватало.
– Ни о чем не беспокойся, - мягко сказал монах.
– Первый человек, которого ты увидишь, когда откроешь глаза - это буду я.
– Хорошо, я тебе верю, - успокоено сказала она и тут же заснула.
Монах, предварительно помолившись, устроился на голом полу. Рукой он нащупал в кармане последнюю оставшуюся у него монету, хорошо, что серебряную, и тяжело вздохнул.
Закрывай глаза, не закрывай глаза - нет никакой разницы. Все равно видишь одну и туже картину - обугленные головешки, тонны пепла, берцовую кость, черепа и почему-то над всем этим всплывает лицо Рема… От этого нельзя уйти, нельзя избавиться.
Хорошо, что я не дал Мирре зайти в дом. Она бы не смогла спать. Девочке и так тяжело приходиться, а тут еще такой удар. У меня мурашки по коже бегают, что же говорить о ней?
О неугасимый Свет, что мне делать? Что? Как ты пустил подобную жестокость в наш мир, почему не остановил этих людей, не отвел их руку, несущую смерть через чистое ни в чем неповинное пламя? Ты всякий раз посылаешь нам новые испытания, но хватит ли у нас сил выстоять? Я спрашиваю себя и заглядываю в свое сердце. В последнее время его слишком часто терзали сомнения, и тот огонек, что всегда теплился в нем, теперь светит не так ярко. Этот огонек говорит мне, что я на правильном пути, что Свет мною доволен, что я стою на Белой стороне, но он тускнеет…
Дай же мне, Свет, везде быть твоим проявлением, чтобы я приносил в мире любовь всем ненавидящим. Прощение - обижающим и примирение - враждующим. Приносил веру сомневающимся, надежду - отчаявшимся и радость - скорбящим. Чтобы я приносил Свет во Тьму. Дай же мне, Свет, утешать, а не ждать утешения. Понимать, а не ждать понимания, любить, а не ждать любви. Потому что кто дает, тот обретает, кто о себе забывает - находит себя, кто прощает - будет прощен, кто умирает - воскресает для жизни вечной.
Помолился,
У меня есть два пути: продолжать мучить себя бесполезными размышлениями или собраться с мыслями и подумать, как выбраться из сложной ситуации, в которой я оказался. У меня нет денег, нет дома, нет друзей и знакомых. Рядом со мной девочка, у которой тоже нет ничего из вышеперечисленного. И в довершении, я не простой человек, а монах Света и это накладывает на мой образ жизни определенные обязательства. Признаюсь откровенно, я предпочитаю одиночество и не желаю кроме своих проблем развязывать еще и чужие. Я не думаю, что в состоянии взять на себя такую ответственность…Одно дело наставлять человека на правильный путь и совсем другое, насильно тянуть его туда за руку.
От моих размышлений веет пессимизмом…
Раз мне ниоткуда ждать помощи, значит, придется полагаться только на себя. На добрых людей рассчитывать нечего. За последние месяцы они показали свое истинное лицо, и я понял, что уповать на их добросердечие нельзя. В мире всем правят деньги, а денег у меня совсем немного. Придется как-то выживать.
Мирру я не оставлю, зря она волновалась. Без опекуна она сразу же пропадет. Детей-сирот, не попавших в приют и не состоящих в банде, за которых некому было замолвить доброе слово, часто продавали на юг в качестве рабов. Я бы очень не хотел, чтобы Мирру постигла подобная участь. И даже если этого не случиться, неизвестно еще переживет ли она грядущую зиму или нет. Поэтому, пока я не найду ей достойного пристанища, девочка будет под моим присмотром. Хоть ею я и свяжу себя по рукам и ногам, но что ж поделаешь?
Губы Клемента невольно разошлись в презрительной усмешке - Мирра будет под присмотром нищего беглеца-монаха. Нищего… А вот с этим надо было что-то делать… И срочно.
Мне, как и раньше, нужно попасть в столицу. Лучше всего пойти в Вернсток пока не началась зима, и дорогу не занесло снегом. До города путь неблизкий, но если поспешить, можно успеть до заносов, особенно если бросить путешествовать пешком и купить лошадь. А еще лучше - две. Для меня и девочки. И неважно, что мы плохие наездники. Я уверен, что ездить верхом - это несложно.
В Вернстоке первым делом я отправлюсь в резиденцию ордена - в Вечный Храм, чтобы рассказать им обо всем том безобразии, что у нас твориться. И о Плеске. Пусть они даже пойдут на крайнюю меру, и пришлют имперский карательный отряд. Главное, чтобы подобное не повторилось. Шутка ли - в селе жило наверно больше тысячи человек. Просто невероятно, что его удалось сжечь за столь короткий срок и… Это наводит на определенные мысли.
Какова же в таком случае численность проклятых поджигателей? А если это маги? Двадцать хорошо обученных магов - это уже целая армия. А здесь идет речь не о двадцати, а о числе намного большем. Это уже похоже на солидную организацию, которая непонятно почему дала о себе знать в нашем захолустье.