Монарх от Бога
Шрифт:
Запивали гусятину вином. Никанор сказал:
– Вот чего у нас нет, так это вина. Случается, купцы привозят из заморских стран и из Византии тоже.
– Выходит, без хмельного живете, - засмеялся Багрянородный.
– Ан нет, у нас медовухой балуются. Она позабористей вина. Вот такой кубок выпьешь, и в пляс тянет. Наша медовуха может богатыря с ног свалить.
– Смотри-ка, опять нас перещеголяли. Гуси, лебеди, медовуха, еда, питье - всё царское, - с лёгкой завистью произнёс Багрянородный.
Он не знал, что скоро сам увлечётся Русью настолько, что будет собирать о ней всё по крупицам и примется писать историю земли русской да замахнётся создать произведение о Руси с древнейших
В Анкиру отряд прибыл, как и предсказал Никанор, через два дня после ночёвки на озере Туа. Появились в казармах на южной окраине Анкиры после полудня. Гонцы же прискакали утром и ночь провели в седле. К встрече императора всё было готово. А самое главное из приготовленного была баня. Так уж принято было у византийцев, что для вернувшихся из похода важнее бани ничего не было. Никанор это знал не понаслышке. Даже им, русам, которые жили в Константинополе и торговали, бани предоставлялись по договору императора и русского князя.
багрянородный, Гонгила и Никанор мылись вместе. Как посмотрел Никанор на обнажённого императора, так и улыбнулся в душе. Ничего-то бойцовского не было в нём, слаба была-его плоть, особенно по сравнению с Гонгилой: холмик и гора. «А с другой стороны посмотреть, силы императору много и не надо, если у него есть войско в сто тысяч ратников, - размышлял Никанор.
– Лишь бы голова светлая и умная на шее держалась да нравом твёрдым обладал». Понял Никанор ещё в Керебелах, насколько тонок умом и крепок нравом Багрянородный. «И надо же, догадался, что такое божье естество создано Всевышним не только для обогрева жилищ, но и для куда более высоких полётов», - размышлял Никанор. Видел он, как это естество горело у источника. Сила богатырская чувствовалась в его пламени. Обуздать её, запрячь, так она любой воз потянет играючи. Да как запряжёшь? Ни узду, ни хомут не накинешь. Поди, Багрянородный и ломал голову над этим. «Что ж, такое ему посильно выдумать, - определил Никанор, - затем он и летел в Анкиру сломя голову».
Императору отдали во владение покои доместика Иоанна Куркуя. День уже пошёл к вечеру, когда Багрянородный помылся и отдохнул. Как схлынула усталость, велел позвать Иродиона. Нашли его не сразу. Турмарх, который замещал Куркуя во время его отсутствия, жил в самой Анкире, при семье, а воины, пришедшие с Иродионом, были отправлена на несение службы в дальнюю крепость. «Дар Божий» был спрятан в винном погребе. Иродион и его сотоварищи поселились на отшибе От казарм. Секретные дела византийцы вели умело. Нашли учёных лишь случайно, когда они пришли на трапезу. Слуга, принёсший пищу спросил:
– Это ты Иродион?
– Кому нужен Иродион?
– в свою очередь спросил учёный.
– Так Божественный вернулся. Его слуги ищут тебя.
Когда Иродион появился у Багрянородного, тот спросил:
– Где это ты затаился, что весь вечер искали?
– Служба у меня теперь такая, чтобы быть в секрете.
– Ты верно поступил. Мы с тобой привезли такой «дар Божий», который нужно беречь как зеницу ока. Ну рассказывай, какие мысли у тебя появились, пока ждал нас?
– Всё вокруг да около мудрил. Знаешь же, Божественный, что, когда в науке встречаются с неопознанным, устанавливают сущность методом проб и ошибок. Вот и нам придётся идти этим путём. А другого, кроме как у керебельцев, и нет. Будем искать, где применить этот «дар», не считая обогрева домов и кухни.
– Теперь послушай меня, учёный муж. Я ведь тоже думал, и времени у меня оказалось достаточно. Я приболел, как мы расстались. Никудышный из меня путешественник вышел. Спасибо целителю Равуле, что выходил. Как напоил
– В процессе выпаривания жидкости и охлаждения пара получается конденсат, - ответил Иродион.
– Мудрено. А что дальше делать с этим конденсатом? Как ты считаешь, учёный муж?
– Пока никак. То вещество, которое мы получим, конденсируя «дар Божий», нам ныне неведомо. Будем искать дальше. Вот и весь мой сказ, Божественный.
– Пришли к глухой стене, выходит, - заметил Багрянородный.
– Но хотя бы какие-нибудь соображения у тебя есть?
– Есть. Нам бы, Божественный, поближе к столице перебраться. Может быть, в Никею, а ещё лучше - в Никомидию. Ещё взять из Магнаврской школы учёных-естественников. Так совместно с другими мужами и будем искать полезное для державы.
– А после паузы Иродион добавил: - Даст Бог, найдём грозное оружие против всяких врагов империи, какими бы сильными они не были.
Глаза Багрянородного загорелись непривычным огнём, и весь он напрягся, словно хотел прыгнуть и обнять Иродиона.
– А вот за такое открытие я собственной рукой впишу твоё имя в историю империи!
– воскликнул он с жаром.
– Ищи, Иродион, ищи! Я создам тебе все условия для поисков! Ты и представить себе не можешь, как важно в наше время найти новый вид оружия и владеть им на страх врагам!
– Я это представляю себе, Багрянородный. Двадцать лет назад в сече с болгарами погиб мой батюшка. Имей мы тогда новое оружие, разве болгары одолели бы нас! В одиннадцать лет я остался сиротой, а младшему брату всего три годика было.
– Вот ради того, чтобы у нас не было сирот, нам с тобой и надо потрудиться.
– Где наше не пропадало, - улыбнулся Иродион.
– Так ты уж, Божественный, поспеши переправить нас в Никомидию. Там мы в военных казармах и устроимся.
– Завтра и соберут вас в путь, - пообещал император.
На другой же день, как и говорил Багрянородный, всё достояние «дара Божьего» было секретно отправлено под усиленной охраной в Никомидию. Иродиона сопровождали двести воинов. Сосуды с «даром Божьим», теперь уже под видом вина, перевозились в повозках. Никто не открывал сосуды и не знал, что в них содержится, горловины их были залиты воском. В казармах под Никомидией был найден удобный подвал, в помещении над которым возможно было оборудовать хорошую лабораторию. Но дальше дело долгое время не двигалось. Вернувшись в Константинополь, Багрянородный утонул в государственных делах и заботах. Роман Лакапин изложил их с прискорбным видом:
– Мы страдаем, Божественный. Минувший неурожайный год всё-таки дал себя знать.
«Голод 928 года, - писал летописец, - превосходил всё когда-либо бывшие. Бедствия голода и моровой язвы продолжались несколько лет и были использованы «сильными» для скупки у «убогих» их земельных наделов по ничтожным ценам».
Роман Лакапин в эту пору не знал покоя. Он выколачивал из Египта пшеницы всё больше и больше, не скупясь на затраты и пытаясь предотвратить голод в Константинополе и во всех крупных городах империи. По воле Багрянородного и Лакапина выдавались из казны деньги неимущим. Всякий вывоз продуктов питания из Византии был запрещён. Роман Лакапин обратился за помощью к своему зятю, болгарскому царю Петру, и тот сумел спасти и поддержать жизнь горожан Филиппополя и Адрианополя. Не только городское население этих провинций получило от Болгарии помощь. Тысячи голов скота были переданы крестьянам Македонии и Фракии, чтобы возродить стада после голодных лет.