Монаший капюшон
Шрифт:
— О, должно быть, едут! Гляди — вот и приор!
Приор Роберт величаво выплыл из самовольно занятых им покоев. Безупречно облаченный, царственно высокий, с выражением ангельской кротости, благожелательности и благочестия на ясном челе, он готов был и приветствовать своего старого начальника с лицемерным почтением, и принять его должность с лицемерной покорностью. Что-что, а держаться красиво и с благородным достоинством приор умел.
В ворота легкой иноходью въехал белоснежный мул, на спине которого неуклюже сидел Хериберт, — невысокий, пухленький, добросердечный старик непритязательной наружности, в запыленной и заляпанной грязью одежде, смертельно уставший
По натуре Хериберт был кроток и незлобив, но сломить его было не так-то просто. Писец и два конюха следовали за Херибертом, почтительно поотстав на пару ярдов, а бок о бок с ним ехал высокий, худощавый, жилистый бенедиктинец с обветренным лицом и проницательными голубыми глазами. Время от времени незнакомец сдержанно, но, как показалось Кадфаэлю, любовно поглядывал на Хериберта. Видать, в обители будет одним братом больше.
Приор Роберт грациозно проплыл сквозь толчею и сутолоку, двигаясь, словно корабль среди бурунов, и лишь только Хериберт коснулся ногой земли, протянул руки ему навстречу.
— Отче! С радостью в сердце приветствую я тебя, и нет среди братии нашей ни единого, чья душа не исполнилась бы ликования, ибо мы вновь видим тебя среди нас и не сомневаемся, что с благословения святой церкви ты, как и прежде, останешься нашим пастырем.
Да, подумал Кадфаэль, надо отдать ему должное. Не часто Роберту удавалось притворяться столь вдохновенно, и сейчас он поди и сам не осознает, что притворяется. Хотя, честно говоря, ничего другого ему и не остается. Как бы алчно ни домогался приор аббатского сана, как бы ни мечтал видеть себя во главе обители, не мог же он заявить в лицо старому начальнику, что тому давным-давно пора на покой, ибо кое-кто ждет не дождется, когда наконец освободится вожделенное место.
— И я счастлив вновь оказаться среди возлюбленных братьев, — отвечал Хериберт с лучезарной улыбкой. — Однако должен сообщить всем, что я более не аббат, а такой же смиренный брат, как и остальные. Высшие власти сочли за благо поручить руководство аббатством иному пастырю, я же, приняв это решение с подобающим повиновением, вернулся в обитель, дабы служить Господу под твоим, брат Роберт, началом.
— О нет! — прошептал потрясенный Марк. — Кадфаэль, глянь-ка на приора: он же растет прямо на глазах!
Украшенная серебряными сединами голова приора и впрямь как будто вознеслась еще выше, словно ее уже увенчала митра. Но неожиданно рядом показалась другая голова. Незнакомец, на которого в суматохе почти никто не обратил внимания, неторопливо спешился, и теперь стоял близ Хериберта. Роста он был такого же, как и приор, да и годами, видимо, не моложе, хотя седина едва тронула его густые темные волосы, окружавшие тонзуру. Узкое, с резкими чертами лицо монаха, если и не было таким благообразным, как у Роберта, то казалось не менее проницательным.
— Ныне, братья, — едва ли не любовно промолвил Хериберт, — я представляю вам отца Радульфуса, которому волею легатского совета с сегодняшнего дня вверено управление нашей обителью. Примите же нового аббата с любовью и почтением, как это уже сделал я, смиренный брат Хериберт.
Над монастырским двором повисла тишина, затем по толпе пробежало волнение, послышались вздохи, на лицах монахов показались улыбки. Брат Марк стиснул руку Кадфаэля и уткнулся в его плечо, чтобы не закричать от восторга. Вдруг
Брат Жером осунулся и опал, словно проткнутый бурдюк, и даже физиономия его посерела и сморщилась. Иное дело приор — он держался по-прежнему прямо, и никто не мог сказать, что он побледнел, ибо лицо его было бледным от природы. Впоследствии среди братьев ходили разные толки о том, как воспринял Роберт нежданную весть. Брат Дэнис, попечитель странноприимного дома, утверждал, что приор так отшатнулся, что едва не повалился на спину. Привратник рассказывал, что Роберт сначала яростно заморгал, а потом вытаращил глаза, да так и остался с остекленевшим взглядом. Послушники, обсудив случившееся, пришли к заключению, что если бы можно было убивать взглядом, то на монастырском дворе не обошлось бы без покойника, причем жертвой неистовства приора пал бы не новый аббат, а прежний. Ведь это он бесхитростно заявил, что отныне будет служить под началом Роберта, побудив того воспылать надеждой, которая в следующее мгновение была разбита вдребезги. Правда, брат Марк, старавшийся сохранить непредвзятость, признал, что о чувствах, которые испытывал приор, можно было догадаться разве что по тому, как застыло на миг его мраморное лицо, да по судорожным движениям кадыка — видать, желчь сглатывал. И то сказать, ему пришлось предпринять героические усилия, чтобы сохранить самообладание, поскольку Хериберт благодушно продолжал:
— А тебе, отец аббат, позволь представить брата Роберта Пеннанта, приора этой обители, на помощь и поддержку которого я всегда опирался. Уверен, что и под твоим началом он будет служить с той же бескорыстной преданностью.
Позднее, когда Кадфаэль и Марк уединились в сарайчике и молодой монах застенчиво поведал наставнику о том, как управлялся в его отсутствие, а в ответ с удовольствием выслушал похвалы старшего друга, юноша вновь припомнил незабываемую сцену на монастырском дворе.
— Здорово получилось, ничего не скажешь! Но все-таки мне чуточку неловко. Грешно ведь, наверное, так радоваться посрамлению ближнего?
— Да будет тебе, — растерянно отозвался Кадфаэль, занятый тем, что распаковывал дорожную суму и расставлял по местам привезенные обратно бутылочки и склянки. — Тебе, как я погляжу, не терпится обзавестись нимбом. Чуток ехидства — не велик грех. Не торопись, малый, — успеешь еще выйти в святые — всему свое время. Это и впрямь здорово получилось, и порадовало, почитай, каждую душу в нашей обители. К чему лукавить?
Брат Марк оставил свои терзания и далее позволил себе ухмыльнуться, хотя и попробовал возразить:
— Но мы же видели, как тепло и сердечно, безо всякой задней мысли, обратился к приору отец Хериберт...
— Не забывай, он нынче — брат Хериберт! А ты, похоже, совсем еще несмышленыш, — ласково улыбнулся Кадфаэль. — Неужто ты думаешь, что все эти прекрасно подобранные слова были произнесены случайно? «Смиренным братом под твоим началом...» Ведь мог же он сказать: «среди вас», его ведь вся братия встречала. А еще: «с той же бескорыстной преданностью» — вот уж точнее не скажешь, именно, с той же! А судя по тому, каков наш новый аббат, Роберт теперь ой как не скоро дождется желанного места.