Монастырь
Шрифт:
Запомни, братан, у каждого – своя шконка. У пидора – у параши, у блатного – около окна. А моя, – Крапчатый постучал кулаком по своей кровати, – отдельно. Понял?
Исаков, кивнул и отпил чая, чтобы смочить внезапно пересохшее горло.
– Теперь давай с тобой побазарим.
Завхоз почувствовал себя совсем неуютно, особенно в свете недавнего приговора.
– Да что ты менжуешься? – хохотнул Крапчатый. – Ты ведь у своих братанов!
Суровых, но справедливых. Я – караю только тех, кто запорол серьезный косяк. У тебя ведь таких
– Только этот… – Котел щелкнул по нашивке на левом рукаве.
– Да ты шутник! – непритворно весело рассмеялся Крапчатый. И ему стала вторить вся сходка.
Когда веселье приутихло, авторитет разом стер с лица все признаки того, что оно еще мгновение назад способно было нести на себе улыбку.
– Теперь ты, Котел, расскажешь мне все что тебе известно про это убийство. – сурово приказал Крапчатый.
Исаков пожал плечами. Он знал, зачем именно его пригласили на сходку, даже заготовил что-то типа речи, мысленно выстроив все необходимые фразы. Но сейчас, когда пришла пора говорить, все эти конструкции разом выветрились из его головы. Игорь тоскливо взглянул на Шмасть, который тут же сделал вид, что его это не касается. И Котел решил говорить как есть, не заботясь о красивостях.
– Гладышев этот, ну, которого мочканули, жил мужиком…
Завхоз дотошно пересказал все, что говорил уже куму, добавив несколько несущественных личных наблюдений. Поведал и об украденном дневнике.
– Ты сам его читал? – прервал Исакова вор в законе.
– Нет. Я и не знал что такой есть…
– А кто-нибудь из твоих шнырей?
– Пепел, Шмасть, вы можете чего-нибудь рассказать? – обратился Исаков к шнырям.
– Я могу. – встал Шмасть.
– А, осужденный Клоповник. – сощурил глаза Крапчатый, – Вещай.
– Там этот Гладышев собирал и рисунки наколок, и приколы с малолетки, и, что наверное самое интересное, байки про этот монастырь.
– Читал? – уточнил авторитет.
– Да, сам читал.
Котел скосил глаза на шныря, но тот, как ни в чем не бывало, продолжил:
– Баек там было несколько. Одна про привидения. Дескать еще до Революции была здесь одна главная монашка…
– Настоятельница. – вставил Крапчатый.
– Она самая. Так она почем зря мучила своих, этих, сестер. До смерти забивала. А однажды явилась к ней во сне одна убитая ею монашка и говорит:
"Час твой близок. Покайся. А то обретешь вечные муки." но настоятельница не послушала и померла. А теперь она ходит привидением по ночам и всех пугает.
Мало того, в полнолуние она и задушить может.
– Жуть какая! – хохотнул Колесо.
– Другая байка про Красную армию и колчаковцев. Дескать гнали красные белых. А те возьми, да и схоронись в этом монастыре. Короче, красные монастырь взяли, а всех баб, монашек то есть, поизнасиловали и изрубили. И теперь они обернулись призраками и стонут по ночам. А в полнолуние…
– Знаю, задушить могут! – прыснул от смеха Колесо.
– Продолжай. –
– Как сейчас помню, там сбоку этого прогона приписка была. "Непонятно, как удалось штурмом взять такую защищенную громаду." И третья. Это уже в ГУЛАГе было. Сделали тогда раздельное содержание. Ну, мужики в один лагерь, бабы – в другой. Всех баб отсюда вычистили. Так целый год из-под шконок новых телок менты выковыривали. Они их по этапу – а на их месте новые появляются. А потом вдруг все это прекратилось. Но говорят, что кто-то успел под полом тайник сделать. Спрятал он там бабу и заботился, пока сидел. А срок кончился, он откинулся и забыл о ней. Так она и померла с голоду. Померла, стала привидением…
– И в полнолуние всех душит? – не вытерпел Колесо.
– Нет. – возразил Шмасть. – Она выходит и рассказывает всем свою историю.
– Хоть тут конец оригинальный. – вяло проговорил Крапчатый. Было видно, что эти незамысловатые с виду былички заставили вора в законе крепко задуматься. – Кстати, все?
– Все. – подтвердил шнырь.
– Да, толку от этих сказок пока мало… – резюмировал Крапчатый. Он провел ладонью по лицу, словно стирая невидимую пленку, и перед сходняком вдруг опять возникло лицо властителя.
– Так, братаны. – авторитет обвел всех собравшихся долгим взглядом. – Землю мне ройте, с привидениями базарьте, что хотите делайте, но чтоб я знал кто и за что замочил этого фольклориста! Ясно?
Блатные, которых осталось лишь двое, Псих и Репей, дружно кивнули.
– Атас, прапора! – Доктор, который стоял на стреме, поднял занавеску из простыни и всем видом показывал, что опасность велика.
– От судьбы не уйдешь. – философски заметил Крапчатый, сделав себе бутерброд из колбасы с ветчиной.
– Что за сходняк, бычары?! – рявкнули из-за занавеси, которая тут же оказалась сорвана, явив блатным прапорщиков Бычару и Прошмонать.
– А, граждане начальники, чайку не побрезгуете? – глумливо осклабился вор в законе.
– Почему курим в секции? – тупо спросил Бычара. – Почему в сапогах? Почему не на ужине?
– А, да тут осужденный Михайлов. – приторно улыбнулся Прошмонать.
– Для вас – Кузьма Николаевич. – огрызнулся Крапчатый.
– А не пройдете ли с нами, Кузьма, блин, Николаевич. – предложил Бычара. – Да и все остальные бычары до кучи?
8.
Кум и задержанные.
Вся акция по задержанию сходки блатных была спланирована заранее. Едва Игнату Федоровичу стало о ней известно, он сразу понял, что речь там пойдет именно об убийстве Гладышева. Ведь если бы оно было санкционировано местным авторитетом, никакого срочного сходняка созывать не было бы смысла. А сейчас перед блатными встала та же самая задача, что и перед кумом.
Вычислить и наказать убийц. Что их было несколько, недвусмысленно доказал Поскребышев.