Монастырские
Шрифт:
Ритольда и Катя не стали расспрашивать, что в коробках из-под обуви. «Конечно, мы всё спрячем, – сказала Ритольда. – Ваше горе – это и наше горе».
Мама прилетела из Болгарии. Она похожа на птицу в клетке. Она мечется по квартире и говорит что-то. Я не знаю, что она говорит. Это не важно. Она просто должна что-то сейчас говорить. А мы с Богданом должны смотреть на неё и молчать. Ей нужно на полдня покинуть нас, с этими словами она ушла.
К вечеру она вернулась с белым лицом. «Там кто-то был. И забрал наши драгоценности». Она вышла на балкон, закурила и сказала через плечо: «Может, это отец успел? А может, он давно всё растранжирил?»
Утром мама разбудила нас. Небо только начинало светлеть.
– Я предлагаю вам улететь со мною в США.
– Мы не хотим, – в один голос сказали мы.
Мама покачала головой:
– Да. Я так и думала. Но у вас есть ещё время на размышление. Целый час. Обдумайте моё предложение. Стоит ли вам оставаться в этой чёртовой стране. Впрочем, о чём я говорю. Вас мне не уговорить, в этом я не сомневаюсь. А потому уместно вспомнить и о бриллиантах. Их мне отсюда скорее всего не вывезти. Но я дам адрес одного человека Он поможет вам сбыть всё это с рук за сумасшедшие деньги, и вы будете обеспечены на годы вперёд.
Мы провожали её. Мама была грустной. По дороге в аэропорт она пила коньяк, теребила шторки на окне машины, прижималась щекой к оконному стеклу, и плакала. Богдан был за рулём.
– Знаешь, мой любовник очень влиятельный человек, это он помог мне с документами и билетом в Америку. Он и вам мог бы с билетами помочь. Он, как и вы, тоже отказался со мной лететь, – сказала она мне на ухо и стала смеяться. По её щекам бежали слёзы.
Ну вот, наконец, она призналась, что у неё есть любовник. Я вспомнила отца, и моё сердце дрогнуло от жалости. Мне стало так жалко их обоих, и папу, и маму. Я вдруг увидела их детьми, они заблудились в лесу. Они всю жизнь блуждают в этом лесу, слепые, беспомощные, жалкие. А я? А что тогда говорить обо мне?! Ооо…
Я стала плакать и отвернулась от мамы, чтобы она не видела моих слёз. Но ей было не до меня. Она пила коньяк и тоже плакала.
– Мама, а я жду ребёнка, – сказала я вполголоса.
Мама пристально взглянула на меня.
Ей не хотелось знать о подобных проблемах. Тем более сейчас, когда она уже на другом континенте.
Мама сказала:
– Вера, что за дурацкая манера бормотать себе под нос. Я ничего не слышу.
Я была рада, что этот разговор не состоялся.
Через месяц нас с Богданом вызвали в посольство и сообщили, что гражданка Ольга Ивановна Монастырская, девичья фамилия Боголюбова, 1934 года рождения, найдена мёртвой в каком-то там отеле. Я и названия не запомнила. В моей голове крутится песня –«Отель Калифорния». Причина смерти – передозировка наркотиков. Нам передали найденное при матери прощальное письмо.
«Мои дорогие Богдан и Катя. Простите меня. Я решила уйти из жизни. Это наилучший выход для меня. Когда отец вернётся из тюрьмы, скажите ему, что я любила его и прошу у него прощения».
Дома я включила магнитофон. «Отель Калифорния».
On a dark desert highway
Cool wind in my hair
Warm smell of colitas
Rising up through the air
Up ahead in the distance
I saw a shimmering light
My head grew heavy and my sight grew dim
I had to stop for the night
There she stood in the doorway
I heard the mission bell
And I was thinking to myself
«This could be heaven or this could be hell»
На
Ветер развевал мои волосы,
Тёплый запах марихуаны
Ощущался в воздухе.
Недалеко впереди
Я увидел мигающий свет.
Я почувствовал усталость, и меня клонило в сон,
Поэтому мне пришлось остановиться на ночь…
Она стояла на пороге,
Я услышал звон колокольчика
И подумал про себя:
«Это – либо рай, либо ад».
…. Добро пожаловать в отель «Калифорния»,
Такое прекрасное место,
Такое прекрасное место,
Такое прекрасное лицо.
Они зажигают по полной в отеле «Калифорния».
Какой чудесный сюрприз!
Какой чудесный сюрприз!
Предъявите своё алиби.
На потолке зеркала,
Розовое шампанское во льду,
И она сказала: «Здесь мы просто узники,
По нашему собственному желанию».
В комнате хозяина
Они собрались, чтобы пировать.
Они взяли свои стальные ножи,
Но никак не могли убить зверя.
Последнее, что я помню,
Это как я побежал к дверям.
Мне нужно было найти, как выбраться отсюда
Чтобы вернуться туда, откуда я пришёл.
«Расслабьтесь», сказал сторож,
«Нас запрограммировали принимать гостей.
Вы можете освободить номер в любое время,
Но вы никогда не сможете уйти!»
Поздно вечером к нам пришёл Костя.
Он был одет в великолепный дорогой костюм. От него пахло хорошим одеколоном. Или шампанским?
Он оглядел мой увеличившийся живот и сказал:
– Вера, ты что, вышла замуж?
– Ты пришёл, чтобы задать этот вопрос? – сказала я и оглянулась на Богдана.
Богдан подбадривающе мне кивнул.
Не так давно моя беременность стала для брата болезненным сюрпризом. Но он не сказал мне ни одного неприятного слова. Он с сочувствием смотрел на меня: «Из двух зол лучше выбирать меньшее. Хорошо, что ты решила сохранить жизнь ребёнку. Загубленное во чреве дитя – это ужасный, просто ужасный грех, это преступление. А малыша твоего мы вырастим, не переживай!»
– Я не забыл, ребята, что вы спасли мне жизнь, – продолжил Костя. – Я не могу быть неблагодарным. Поэтому скажу вам насчёт смерти вашей матери: это не самоубийство. Вашу мать убили. Богдан, ты, я знаю, близок к церкви. И это для тебя, Богдан, хорошая новость. Вы можете смело заказывать в церквях за неё поминальные службы. Ну, а кто именно инсценировал самоубийство, какие силы за этим стоят, это не требует разъяснений. Прощайте.
На пороге он оглянулся. Мы с Богданом молчали.
– Ладно. Скажу ещё одну вещь. Вашего отца, насколько мне стало известно, хотят отпустить. В его защиту выступили партийные лидеры из Горького. Там вспомнили добрые дела, которые оказывал землякам Монастырский. Горьковчане достучались до самых верхов. Вашему отцу повезло. К слову, если бы ваша мать не сбежала в Америку, её бы тоже, я просто в этом уверен, не стали трогать. Перебежчиков у нас не любят, сами знаете. Тем более такого ранга. Мало ли, что они могут рассказать зарубежной прессе. Мда.