Монета встанет на ребро
Шрифт:
– Ну что, опишем в красках, как нас чуть без соли не схарчили?
Птица досадливо мотнула головой: да ну мол, позориться только – взрослая ведьма четверть часа постыдно убегала от какого-то призрака, вместо того чтобы обернуться и надрать ему… Словом, показать, кто в речке главная рыбка.
– Да ну тебя! – не на шутку обиделась я. – Небось легко вокруг летать да каркать почем зря. А вот поди-ка поколдуй на бегу, а я на тебя посмотрю и попридираюсь!
Ворон только насмешливо нахохлился, а я вспомнила, что на критику снизу обычно отвечают величественным молчанием сверху, и плюнула на этого Фому неверующего, решив, что отыграюсь на нем как-нибудь в другой
Подоспевшая тем временем лодка мягко ткнулась острым носом в мизерный кусочек покрытого песком – даже и не песком, а меленькой каменной крошкой – берега. Огромный, словно медведь, Туор неуклюже, но уверенно вылез на сушу, с хитро-добродушной улыбкой щедро махнул рукой:
– Карета подана, Ваше Ведьмовство!
Я шутливо откланялась:
– Благословенны будьте, флибустьер! Как там настроение капитана? Может быть, мне обратиться в постыдное бегство, еще не дожидаясь встречи с ним?
Фрель сам никогда не приезжал за мной на берег, неизменно высылая кого-нибудь из команды. Может, не хотел ронять авторитет (впрочем, последний был столь непоколебим, что пират мог вытворять что угодно – и все равно бы на него смотрели как на божество во плоти), может – и скорее всего! – ему было попросту лень.
Туор рассмеялся снисходительным баском:
– Что вы, госпожа ведьма! Денек такой тухлый, что он вашим картинкам в небе обрадовался больше, чем путник в пустыне оазису! Сразу меня за вами послал, да вот Рекх увязался.
Я задумчиво перебрала вороновы перышки – вольность, ставшая доступной только через месяц дружбы. Остатки ярких иллюзий осыпались в море золотистыми шипящими и посверкивающими искрами.
– Как путник оазису, говоришь… Что ж, главное – на мираж не напороться.
– Что, госпожа ведьма? – недопонял Туор.
Люблю я его: пусть и неповоротливый, пусть и не слишком догадлив, но добрый и всегда готов помочь. На фоне дуто-неестественного общества наставников Храма и представителей Гильдии такая грубоватая простота казалась отдушиной в сыром затхлом подвале.
– Ничего! – решительно ответила я, тряхнула головой и привычным движением поддернула подол темно-вишневого крепового платья с золотой шнуровкой по спине.
Свободная разлетающаяся юбка охотно приподнялась, давая ветерку волю прогуляться по моим голым ногам, пересчитать мониста на бахроме коротенькой нижней юбочки. Кожаные, плотно облегающие голень сапоги прятали перисцелиды, от чисто ведьминской привычки носить которые я не могла отделаться никакими силами. А ведь не раз и не два оказывалась на Ветках, где украшали себя только падшие женщины, остальные же скромно прятали лица, руки, плечи и все остальное под платками, шалями, покрывалами. Что ведьма опустится до платков и шалей, никто, конечно, и не рассчитывал, но и цыганский перезвон ручных и ножных браслетов, длинных ступенчатых серег и горсти ведьминских амулетов на шее приводил людей в священный ужас, заставляя суеверно креститься, злобно плюясь мне вослед. Впрочем, я в долгу не оставалась…
– Госпожа ведьма, а разве это не неприлично – так задирать юбку? – тут же по-детски наивно и бестактно влез Рекх. – Я думал, что женщины не должны так делать!
Туор, смерив Рекха укоризненным взглядом, тихонько засмеялся в бороду, а я отчаянно зарычала, торопливо одергивая злосчастное платье и закутываясь поплотнее в плащ. Велир ревниво щелкнул клювом над ухом у мальчишки. Критиковать величественным презрением мое поведение было его птичьей привилегией.
Этот «милый» ребенок за неделю так надоел мне, что порой и последнее, без того невеликое, человеколюбие приказывало
– Госпожа ведьма (уж в чем в чем, а в отсутствии вежливости его упрекнуть нельзя было ни разу), а как называется это заклинание?! А оно сложное?! А оно сильно ауру отнимает?! А так могут только ведьмы или чародейки тоже? А оно у вас любимое? – И потом еще штук десять подобных вопросов-возгласов. Лицо Фреля, как раз в тот момент ведшего философские рассуждения о прелести детской непосредственности, описанию не поддавалось! Я же с нескрываемым хохотом сползла с кресла на пол и не могла успокоиться еще с четверть часа после ухода посрамленного Рекха.
– Неприлично, – сквозь зубы подтвердила я, успокаивающе поглаживая перья ворона. – Туор, давайте я заговорю лодку.
– Не надо! – отмахнулся пират. – Что уж я, не догребу, что ли?
– И хочется вам лишний раз трудиться?
Туор беззлобно хохотнул в бороду:
– Да чего уж там, госпожа ведьма! Уж не за тридевять морей собрались! А мне руки размять – самое оно. Вы садитесь спокойно, не тревожьтесь.
Я пожала плечами: мол, мое дело – предложить, и уселась на лавку рядом с мальчишкой. Тот сразу же вскочил, освобождая мне место, и чуть не опрокинул в порыве энтузиазма лодку, я в последний момент успела соскочить со скамьи, уравновесив второй бок успевшей-таки черпануть воды ладьи.
– Ой! – испуганно, но запоздало воскликнул Рекх.
– Уй! – язвительно передразнила я, раздраженная донельзя. И угораздило же его поехать с Туором! – Приземлись уже куда-нибудь и не дергайся! Тоже мне, пират! Чуть лодку не завалил!
Мальчишка обиженно насупился и сел на скамью, я, от греха подальше, умостилась на другой. Туор ловко оттолкнулся от берега и, размеренно опуская в воду весла, погреб к виднеющемуся темным пятном кораблю.
Небо бархатным низким куполом дышало на медленно отдававшее накопленное за день тепло море. Цепи созвездий раскинулись так близко, что казалось – встань во весь рост, протяни руку, дерни на себя, словно кошку за хвост, – и звезды золотистой осенней листвой осыплются в доверчиво раскрытые ладони. Поверхность воды, мерно взрезаемая веслами, морщинилась расходящимися кругами да плавно откатывалась пологими хребтами, располосованная острым носом лодки.
До корабля мы доплыли быстро, даже и заметить-то не успели, а темная громада уже заслонила собой небо и море. Веревочная лестница с негромким плюхом упала к моим ногам.
– Лезь первым! – Я посторонилась, пропуская вперед Рекха.
– Нет, мужчина должен идти по лестнице позади – на случай, если женщина начнет падать! – запротестовал тот.
– Хорошенького же ты обо мне мнения! – негромко проворчала я. – Лезь давай, кому сказала! Если тебя так уж смутили мои голые ноги, то вид, что откроется снизу, полезь ты за мной, пожалуй, вообще развратит до беспредела!