Монгол

Тейлор Колдуэлл

Джамуха закрыл глаза, Субодай не смог бы точно сказать, он задремал или потерял сознание.

Кто-то откинул полог юрты. Это был Шепе Нойон, быстрый и резкий. Увидев Джамуху, он ничего не сказал, лишь глаза его странно заблестели.

Наконец он шепнул Субодаю:

— Мне его очень жаль. Тебе следовало его из жалости убить…

— Я должен повиноваться приказам, — с трудом ответил ему Субодай.

Шепе Нойон усмехнулся.

— Ты — глупец, не так ли? Иногда я в этом уверен, а временами сомневаюсь…

Субодай промолчал, он смотрел на Джамуху.

В

этот момент кто-то еще пытался войти в юрту. Это был неуклюжий и торжествующий Касар.

— Ха! — фыркнул он, увидев Джамуху. — Субодай, тебе удалось благополучно привезти предателя на судилище! Надеюсь, что ему воздадут по заслугам! — Он с гневом уставился на Джамуху, и на его простом широком лице ясно читалась старая зависть и ненависть к несчастному. Касар просто кипел от желчи в ожидании будущей казни Джамухи.

Шепе Нойон собирался, как обычно, пошутить над Касаром, но в этот момент он обратил внимание на то, как резко изменился Субодай. От изумления он открыл рот. Лицо Субодая, всегда спокойного и сдержанного человека, пылало праведным гневом, синие глаза метали молнии, а зубы оскалились и блестели. Субодай ринулся навстречу Касару и схватил крепкого, плотного монгола за глотку и стал его сильно трясти. Большие пальцы Субодая упирались Касару в шею, и он что-то невнятно рычал, как дикий обезумевший зверь.

Касар пытался освободиться. Глаза его выпучились, и в них застыл ужас, губы сразу опухли, а руками он тщетно пытался разжать ухватившие и душившие его пальцы Субодая. Он пошатнулся и упал на колени, а Субодай еще сильнее сжимал ему горло.

Касар мотал головой из стороны в сторону, лицо его побагровело, изо рта вывалился язык. Что-то невнятно проскулив, Касар закатил глаза, грудь его выгнулась в беспомощной попытке вдохнуть хотя бы глоток воздуха.

Шепе Нойон наблюдал за борьбой и хищно усмехался, раздувая ноздри. Он даже наклонился вперед, чтобы лучше видеть все в полумраке юрты, а потом спокойно заметил:

— Хотя мне очень не хочется давать тебе совет, но, Субодай, я бы на твоем месте не стал его убивать. Темуджину это может не понравиться!

Казалось, Субодай его не слышал, и его прекрасное лицо потемнело от ярости. Шепе Нойон решил, что им движет какая-то сила. Субодай издавал животные низкие звуки, наклонился над Касаром, и его большие пальцы глубже вонзились в шею Касару, он раскачивал Касара из стороны в сторону, пытаясь сломать ему позвоночник. На почерневших губах Касара показалась кровавая пена.

Шепе Нойон схватил Субодая за руки.

— Я тебя люблю и не желаю присутствовать на твоей казни, — спокойно заметил он, и в свою очередь сжал глотку Субодая — это было стальное объятие, однако Субодай в тот момент ничего не чувствовал. Он хохотал, как сумасшедший или околдованный духами человек.

Шепе Нойон впился зубами в руку Субодая, кусал его до крови, продолжал сжимать зубы до тех пор, пока Субодай не отпустил горло Касара. В юрте раздался страшный стук — это упало на пол тело брата Темуджина. Шепе Нойон улыбнулся, выпрямившись, он вытер с губ кровь Субодая.

Касар

корчился на полу, тер пораненное горло, рыдал, жутко кашлял и с трудом переводил дыхание. Каждый его вдох сопровождался ужасным свистом и хрипом.

Субодай свалился на ложе у ног лежавшего без сознания Джамухи, прикрыл лицо окровавленными руками, но не издал ни единого звука.

Шепе Нойон грубо подхватил Касара под мышки и выволок его из юрты.

— Ты — грязная собака, — проговорил он, с удовольствием разглядывая багровое лицо Касара. — Тебе повезло — ты пока избежал собачьей смерти.

Шепе Нойон пинком столкнул его с платформы, хихикнул тихо:

— Мне он никогда не нравился.

Глава 23

В полдень Субодай разбудил Джамуху. Это была нелегкая задача, потому что несчастный находился в глубоком забытьи. Субодай тер ему руки, пытался напоить вином, наконец Джамуха с трудом пришел в себя. Это был длительный и трудный процесс, как воскрешение из мертвых.

— Нам нужно сейчас явиться к нему, — сказал Субодай, прикрывая плечи Джамухи плащом. Джамуха с трудом понимал, в чем дело. Субодай даже подумал, что он его не слышал, но через некоторое время Джамуха с трудом произнес:

— Он мог бы все решить и без меня.

Субодай промолчал и только нежно улыбнулся другу. Он обнял Джамуху и помог ему преодолеть пространство до выхода из юрты.

Солнце ослепительно светило, и желто-красноватый ландшафт купался в струях яркого света.

Субодай тихо сказал:

— Прости меня.

Джамуха старательно сдвинул брови. Он изо всех сил пытался собраться с силами и удивленно посмотрел на Субодая, а потом грустно заметил:

— Человек не может изменить свой нрав. — И попытался сжать руку Субодаю.

Джамуха оглянулся, моргая от яркого слепящего света, и в первый раз понял, что вокруг происходит. В лагерь прибыли тысячи солдат, готовясь к походу против Тогрул-хана. В узких проходах между юртами толпились незнакомые с темными свирепыми лицами люди, обвешенные с ног до головы оружием. Субодай этому был рад, потому что благодаря царившей вокруг суматохе Джамуха мог добраться до юрты Темуджина незамеченным. Однако Джамуха еле передвигал слабые ноги, и Субодаю пришлось опустить ему на лицо капюшон, чтобы его не узнали монголы, участвовавшие в нападении на несчастных найменов и теперь готовившиеся к новому сражению.

Джамуха остановился, откинул капюшон и жалобно попросил:

— Субодай, позволь мне попрощаться с женщинами моего племени.

Субодай ответил ему таким же грустным голосом:

— Тебе не позволено это сделать.

Джамуха вздохнул, опустил голову, и капюшон снова упал ему на лицо. Как во сне, он следовал за своим другом, погруженный в пучину отчаяния и раскаяния.

Внезапно Субодай остановился и посмотрел на Джамуху покрасневшими глазами — друзья подошли к огромной юрте Темуджина. По обе стороны от ее входа стояли два стражника, напоминавшие каменные изваяния.