Моногамия. Книга 3. Половина души
Шрифт:
Я жду его приезда каждый день. Мне нужно видеть его. Хотя бы видеть. У меня уже давным-давно развилась стойкая зависимость, потребность в его лицезрении. Я испытываю к себе отвращение, потому что это как раз то, что он так ненавидел, не терпел, презирал. У него были свои странности, и это одна из них: однажды он мне признался, что чужие взгляды словно выпивают его, он физически страдает от разглядываний. И его по-настоящему интересуют только те люди, кто видит в нём личность, характер, его достижения, но не внешность. Он не понимал, что его красота – наркотик для других людей, и мужчин, и женщин: попробовав однажды, уже не можешь отказаться, испытываешь изнуряющую потребность, нестерпимый голод смотреть, впитывать глазами.
Мы
Артём, ошалевший от внезапно обрушившегося на него достатка, даже и не думает работать, и это очень меня удручает, безнадёжно отвращает от него. Мои карточки при мне, счета больше не пополняются, но денег там скопилось за годы жизни с Алексом на триста лет сытой жизни вперёд. Я ими не пользуюсь принципиально, поэтому расходы на содержание моего гигантского дома и Эстелы Алекс оплачивает сам. Разворачивается непростая и какая-то плохо пахнущая ситуация, но я изменить ничего не могу, только уехать обратно, а эту глупость я уже совершала.
Сидя за барной стойкой на кухне, я обдумываю всё это и разглядываю новую мебель. Вообще, по возвращении я не узнала ни нашу столовую, ни спальню – они изменились: другая мебель, другие предметы интерьера, другая техника, исчезла панель с аквариумом, и вместо неё теперь ничего нет.
Как только в кухню входит Эстела, спрашиваю:
– Эстела, ты не знаешь, почему Алекс убрал аквариум?
– Знаю, – мнётся и недобро на меня поглядывает, не отрываясь от своих дел. Явно не хочет разговаривать.
– Так почему же?
– Он разбил его.
– Разбил?! Как он умудрился?
Отвернувшись, Эстела продолжает вынимать продукты из пакета, укладывает их на полки холодильника. На продукты и прочую дребедень она получает деньги тоже от Алекса.
– Эстела, почему ты не хочешь со мной разговаривать?
– Вам показалось, сеньора.
– Расскажи, как Алекс аквариум разбил.
– Он взял большой стул и разбил его, и всё остальное тут тоже разбил и сломал.
Я оторопеваю.
– Он был очень зол… я испугалась и спряталась в своей комнате. А он ещё наверху в спальне всё сломал. Я очень боялась, никогда раньше не видела его таким! Потом он вышел на террасу и подошёл к краю бассейна, – тут она отворачивается, трёт глаза, затем, вздохнув, продолжает. – Слишком близко к внешнему краю! Я испугалась и выбежала, взяла его за руку и попросила не делать этого! Это такой грех! Он плакал, он так плакал!
На меня будто упала бетонная плита и придавила так, что я совершенно потеряла способность соображать.
А Эстела продолжает:
– Он вас любит! Он так вас любит! Сколько живу ещё не видела, чтобы мужчина так любил! А вы бросили его!
– Ты много чего не знаешь, Эстела, – едва выдавливаю из себя. – Он любит не меня, а свою дочь. Я забрала у него дочь, поэтому он так взбесился, но на него и впрямь это совершенно не похоже. Он ведь всегда такой сдержанный, спокойный, рассудительный.
Эстела долго смотрит на меня с нескрываемым осуждением и мудростью, но ничего не говорит.
Позже я долго обдумываю её слова, спрашивая себя снова и снова, почему же он плакал? И почему стоял у края бассейна? Там ведь скалы, если бы он оступился или… прыгнул, он не выжил бы, это точно. И впервые в мои стройные суждения о нём закрадываются сомнения. Впервые я допускаю, что могла и ошибиться.
Внезапный шум заставляет меня выйти на террасу. Это Алекс. Он приехал в свой новый дом не один. С ним… Габриель! Габриель и живот, на четыре-пять месяцев беременности.
Внутри меня что-то отрывается и улетает в Космос. Кажется, это была моя душа…
Глава 3.
Possibility – Lykke Li
Проходит ещё год. Теперь мне тридцать четыре. Я окончила учёбу, и мне предложили место младшего преподавателя на практических занятиях по алгебре на первых курсах. Я занимаюсь любимым делом, достойно зарабатываю и больше не пользуюсь финансовой поддержкой Алекса. Артём увлёкся программированием, кажется, он, наконец, нашёл себя. Мы продолжаем жить в доме на берегу, но у меня уже есть планы и на этот счёт. В свободное время я занимаюсь йогой и работаю над своей диссертацией: «Некоторые методы проекционного типа численного решения одного класса слабо сингулярных интегральных уравнений». Интегральные уравнения возникают при математическом описании механических, физических и других процессов, но, несмотря на значительное продвижение в этой области, методы их приближенного решения исследованы еще явно недостаточно. Этим исследованием я и занимаюсь, и поглощена им полностью. Это дело будет моей гаванью и смыслом жизни в течение нескольких последующих лет.
На моём лице всегда горит неоном яркая вывеска удовлетворения, благополучия и покоя. За ней – разбитое сердце, изнемогающее от боли.
У Алекса родилась ещё одна дочь – Аннабель, он сам дал ей имя. Мои любимые Габриель и Аннабель – так теперь он называет своих близких. Он много работает, как и прежде, но всегда находит время для детей, причём всех – и тех, которые не имеют к нему отношения тоже. Мои дети любят его всем сердцем, и от этого мне ещё тяжелее. Редко, но мы видимся – в основном на совместных вечеринках. Его лицо, как мне кажется, тоже выражает умиротворение и покой, похоже, он доволен жизнью, получил то, что хотел. И это дала ему Габриель – бывшая угловатая девочка, которую никто не замечал. И всё-таки это оказалась Габриель – моя интуиция меня не подвела, что-то внутри меня всегда знало: рано или поздно он выберет её. Так и случилось, и, кажется, они счастливы. Он относится к ней с теплом и нежностью, той нежностью, в которой купалась когда-то я… моей нежностью.
Я вижу, как его рука гладит её волосы или обнимает талию, как его губы целуют её лоб, и представляю себе не нарочно – это выходит само собой – как он занимается с ней любовью, и это доводит меня до исступления. Моя личность парализована зависимостью, чувством к нему, которое страшно назвать любовью. Оно больше похоже на болезнь, злокачественную хворь, которая съедает меня изнутри. Я изо всех сил стараюсь выкинуть Алекса из своего сердца, но оно держит его мёртвой хваткой – так же самозабвенно, как сам он не выпускает руку Габриель из своей.
У нас случаются вечеринки с его и моими друзьями, мы устраиваем их чаще на нашей террасе – она больше, и у Алекса нет бассейна. Я не любитель вечеринок, но сейчас их обожаю, потому что для меня это единственная возможность видеть его. Люблю бесконечно, безмерно, безгранично, люблю тихой больной любовью. Но, мне кажется, я достаточно хорошо скрываю свои чувства, и никто ни о чём и не подозревает.
Главное для меня сейчас – хотя бы иногда, хоть изредка, пусть издалека и мельком, но видеть. Я стараюсь делать это незаметно, украдкой, и любуюсь им, его телом, его руками. Я мечтаю о нём, смотрю на его волосы, когда он беседует с кем-нибудь и представляю себе, как мои пальцы купаются в его прядях, почти ощущаю их мягкость и упрямство. Обвожу взором контуры его губ и касаюсь их мысленно своими лишь слегка – так, чтобы он ничего не почувствовал. Я мечтаю дотронуться до него, но это абсолютно невозможно, ведь он, похоже, избегает меня: приходит к детям, только когда меня нет, решает бытовые вопросы через Артёма, Эстелу, деловые и финансовые – через своего адвоката. Я забыла, когда мы в последний раз разговаривали с ним. Ах да, это было в мой день рождения, полгода назад.