Монохром
Шрифт:
Призрачные сферы соприкоснулись краями, и во все стороны разошлась едва заметная волна. Как секундный обман зрения. Казалось, что само пространство на мгновение всколыхнулось, словно незримая ткань.
Когда-то я уже наблюдал нечто подобное, но теперь не смог припомнить.
Сферы двигались к центру общего радиуса до тех пор, пока не слились в единое целое.
Шарообразное пятно, вскипающее мелкой рябью, зависло над тротуаром и налилось лиловым свечением.
В ушах раскатился громоподобный удар сердца, и я внезапно осознал, что он первый после моего падения. Надо
Я все так же держался за ботинок Госта. Миллиметр за миллиметром мы съезжали с трубы вниз.
Кровь тугим потоком устремилась из сократившейся мышцы и надавила на стенки аорты. Человек в обычных условиях не способен почувствовать такое, но в зоне действия аномалий, видимо, раздвигались сенситивные пороги. Зашелестели перья.
Мельчайший осколок зеркала с хрустом столкнулся с другим осколком.
Ноздри втянули пропущенный через фильтры воздух. В нем, несмотря на очистку, было много вредных примесей.
Полчаса назад упавшая ресница с противным шорохом съехала со щеки.
Магнитные линии земной поверхности вспыхнули невидимыми лучами, и я на короткий миг узрел пронзающие все вокруг поля различной напряженности.
Время не замедлилось, не ускорилось. Оно будто сдвинулось в сторону от основной нити, по которой меня тащило всю жизнь. Здесь процессы и явления происходили немного по-другому, имели иные причины и обрастали измененными последствиями.
Пятно, родившееся из сфер, сжалось в точку, но после этого стало расти в диаметре настолько стремительно, что вмиг поглотило и меня, и всю улицу Миражей. Пейзаж изменился: вокруг больше не было запустения, трещины в асфальте затянулись, словно шрамы, ветви карагача отяжелели от листьев, ветер коснулся моего лица, с которого исчезла маска.
Только холод никуда не делся, продолжая сжимать душу. Из окон барака валил дым. Возле центрального входа лежало истерзанное пулями тело, из-за угла раздавались крики, грохотал станковый пулемет. Воздушный пресс сминал цветы — это ударная волна от разорвавшейся гранаты скользила по клумбам.
Никаких светошумовых игрушек, которые, по инструкции, должны применяться при подавлении бунтов. Все по-взрослому. Боевая РГД-5. Спецназ всерьез осерчал, обиделся на осужденных за оказанное сопротивление. Головорезам было плевать, что среди мятежников нет ни одного мужика — лишь доведенные до отчаяния женщины и дети.
Холод замораживал кровь, поднимался по капиллярам к более крупным сосудам, сковывал вены, артерии и приближался к сердцу.
Я попробовал подтянуться, но лишь стащил Госта еще ниже. Мне не было видно его лица за зеркалом, в котором отражались языки пламени, рвущиеся из дверного прохода. Часть мозга все еще оставалась работоспособной, и я понимал, что «миражи» сместили мое восприятие окружающего мира, заставляя сочувствовать людям, гибнущим от свинцового ливня, огненного шквала и угарного газа. «Не смотреть!» — приказал я себе.
Закрыть глаза не получилось: веки отказались опускаться. Ледяное веяние уже остановило их.
Лёвка говорил, что воздействие «миражей» можно как-то замедлить. Нужно было срочно что-то сделать, но… Я напрочь забыл, что именно. Досадно.
Военных,
Сердце во второй раз сократилось, отгоняя от себя подступающий по жилам иней. В ушах загудело. В этом мире осталось нечто совсем другое, никак не связанное с трагедией поселенцев. Я чувствовал, как оно надвигается. Неторопливо скользит по площади от постамента в мою сторону. Я не видел объект, но ощущал приближение настолько явственно, что мог в каждый момент времени точно указать его местоположение. Вот, чуть поменяло траекторию и миновало плац.
Страх, отступивший с появлением чарующих аномалий, навалился с новой силой. Теперь это была уже не просто боязнь за собственную шкуру, а первобытный ужас, лишающий остатков разума и заставляющий бежать без оглядки.
Тело не слушалось. Кажется, единственно возможным действием было разжать пальцы и отпустить ногу Госта. Упасть…
Глаза расширились, легкие замерли на вдохе, холод с треском ворвался в аорту, осколок зеркала, который я так и не выпустил, хрустнул в перчатке.
Оно приближалось. Свернуло с аллеи, осторожно пересекло по разбросанным бордюрным камням грязную лужу и остановилось за углом.
Предчувствие стало невыносимым. Ожидание неминуемой катастрофы парализовало организм. Каждая клеточка протестовала против бездействия, но невидимая сила блокировала нервные сигналы. Я раскорячился, словно комар в капле янтаря, которому по некой невообразимой случайности природа подарила всего две способности: видеть и бояться.
Голосовые связки не откликнулись на просьбу о крике.
Помощи ждать было неоткуда — сталкеры не станут губить себя, пытаясь спасти товарища, ставшего обузой. Дружба дружбой, а грядки врозь. К тому же у них хватает проблем и без меня. Коракс вот-вот развернется и собьет Дроя, если Зеленый не выпустит болт из своего арбалета…
Откуда взялись эти бесполезные прогнозы?…
Мороз коснулся сердечной мышцы.
Спазм.
Прерванное сокращение.
И миг прозрения, ради которого стоило сорваться в пропасть грез.
Или не стоило?…
Создание медленно вышло из-за угла.
Серые джинсы, футболка, расстегнутая олимпийка, бежевые ботиночки, тонкая золотая цепочка на шее. Немного сутулая, но не от природы, а от мальчишеской привычки держать руки в карманах, с вызывающим, но в глубине умным и добрым взглядом да взлохмаченной русой шапочкой волос.
Светлячок посмотрела на меня исподлобья и закусила губу, будто соображая, с чего начать.
Я нахмурился, отмечая мимоходом, что одета она не по погоде. Да и без защиты по этим местам шляться — небезопасно. Нельзя отпускать девятилетнего ребенка на улицу в таком виде.
Мысли растеклись в кисель.
— Па, — наконец промолвила Светлячок, — я тебе хочу что-то показать.
— Покажи, дочь, — машинально ответил я, пытаясь привести в порядок логические цепочки, которые рвались на отдельные звенья и клеились как попало.