Моноклон (сборник)
Шрифт:
Быстрым шагом Сотникова прогулялась от входа в гипермаркет до клумб и обратно, повернулась и увидела подъезжающую черную «Волгу». Молочным ногтем показала свободное место на стоянке. «Волга» свернула, запарковалась. Из машины вышла миниатюрная Малавец в форме советника юстиции второй степени, двинулась ко входу.
— Дерьмовочка подъехала… — пробормотала Сотникова, злобно щурясь на Малавец.
Та шла своей походкой: быстрой, целеустремленно-деловой и слегка комической, словно игрушечной.
— Здравствуйте, Ольга Олеговна, — произнесла Сотникова, когда та приблизилась.
— Здравствуй, Катя, —
Ее худощавое, остроносое лицо было, как и всегда, бледновато-желтым, сосредоточенно-озабоченным. Беспокойные глаза непрерывно всматривались во все. Она была лет на девять постарше Сотниковой.
— Ольга Олеговна, — выдохнула Сотникова, — дело в том, что у меня сегодня много людей, реально много, а поэтому…
— А поэтому ты их всех сегодня уволишь, — произнесла Малавец, облизнув сухие, перламутрово-розово напомаженные губы и оглядывая мужчину с Лабрадором на поводке.
— Поймите, здесь нереально, я уже не могу здесь…
— Реально. Пошли.
Малавец решительно направила свое маленькое, худощавое тело в форме к входу. Ее ноги были достаточно стройны, но руки коротковаты. На согнутой левой руке висела дамская сумка, казавшаяся слишком большой для Малавец.
Сотникова последовала за ней.
— Ольга Олеговна, ну давайте завтра у меня…
— Завтра суд. И послезавтра. И послепослезавтра, — произнесла Малавец.
— Вечером давайте.
— Вечером я отдыхаю. Пошли, времени нет.
Малавец прошла в турникет, свернула в отдел фруктов, на ходу выхватила изо льда бутылку со свежевыжатым ананасовым соком, открыла, отпила, остановилась, вращая глазами:
— Куда… я забыла…
— Идите за мной, — недовольно буркнула Сотникова, громко цокая каблуками.
Малавец последовала за ней. Сотникова пересекла зал, вошла в коридор, свернула к своему кабинету. У нее зазвонил мобильный, она глянула, отключила его, распахнула дверь.
— Катерин Станиславна, звонил Лапшин, — доложила Зоя, пригубливая кофе.
— Зой, ко мне никого в течение часа. Никого!
— Понял, — буркнула Зоя.
В секретарскую вошла Малавец с соком в руке.
— Здрасьте, — кивнула ей Зоя, покосившись на форму. — А Лапшину что сказать?
— Через час.
Сотникова толкнула дверь в кабинет, пропуская Малавец. Та вошла. Сотникова закрыла и заперла за ней дверь, присела на край стола для заседаний, скрестив руки на груди и недовольно глядя в стену с благодарностью от Московской патриархии. Малавец села за стол Сотниковой, отодвинула отчет, поставила на стол сок и сумку. Открыла сумку, достала старую серебряную пудреницу, раскрыла. Из сумки вынула костяную трубочку, всунула конец в ноздрю, склонилась над пудреницей, сильно втянула в одну ноздрю, потом в другую. Замерла, глубоко выдохнула. Взяла бутылку с соком, отпила. Потом отключила свой мобильный:
— Давай.
Сотникова вздохнула:
— Ну, я приехала, как и договаривались, в девятом часу.
— Так, ты, во-первых, сядь поближе, вот сюда, — Малавец указала на стул.
Сотникова пересела, положив ногу на ногу.
— И сядь нормально, — пошарила по ней глазами Малавец. — Ты сидишь с каким-то вызовом.
— Нет никакого вызова, — Сотникова
— Вот так естественней, — откинулась в кресле Малавец.
— Приехала, позвонила. Он открыл, я захожу, говорю: «Я ваша новая кухарка, от вашей бывшей жены. Меня зовут Виктория». Он говорит: «Ах, как вы вовремя. Я очень голоден, купил карасей, а жарить не умею». Вот. Я говорю: «Не волнуйтесь, я все сделаю». Он говорит: «Прекрасно! Тогда я сейчас пойду ванну приму. А вы располагайтесь и начинайте». Вот. Сам пошел в ванную, я прошла на кухню, там на столе уже лежал белый передничек, я его надела, рыба лежала в раковине. Взяла нож и стала чистить карасей. И тут он вошел на кухню неслышно, быстро сзади подошел и за зад меня взял, а я…
— Стоп! — хлопнула в сухопарые ладоши Малавец. — Стоп.
Сотникова вздохнула, поскребла ногтями свои колени.
— Ты что мне рассказываешь? — спросила Малавец.
— Ну… историю…
— Какую?
— Ну, то, что было у нас с ним.
— Ты рассказываешь страстную историю. Страст-ну-ю. И тай-ну-ю. Я к тебе приехала, отложив две важнейшие встречи только для того, чтобы ты рассказала мне страстную, тайную историю. Которую никто еще не знает. И никто, кроме нас с тобой, не узнает. А поэтому, если ты лишишь меня оча-ро-ва-тельных подробностей, я завтра же плюну на твое дело и передам его кому следует. И тогда ты узнаешь, как Бог свят и суд строг. Поняла?
— Я все поняла, хорошо, — вздохнула Сотникова.
— Рассказывай спокойно, не торопясь. И с исчерпывающими подробностями. Ясно?
— Ясно.
— Прошу, — Малавец сунула руку себе под юбку, сжала колени.
— Он вышел из ванны, я услышала, хоть он и шел босиком.
— Как ты была одета?
— На мне была юбка совсем коротенькая, колготок не было и трусиков тоже не было. Как договорились.
— Как договорились, — кивнула Малавец. — Продолжай.
— И майка. Лифчика не было. И этот белый передничек. Он взял меня за зад, обеими руками, стал трогать попу. Сначала через юбку, а потом забрался под юбку. И говорил: «Продолжайте, продолжайте». Я не оборачивалась, продолжала чистить карасей. Потом он опустился на колени, раздвинул мне ягодицы и стал лизать мне анус.
— Не анус, а попочку, сладкую попочку.
— Да, сладкую попочку.
— Он залез в нее язычком своим?
— Да.
— Глубоко? — дернула головой Малавец.
— Сначала не глубоко, а потом глубоко.
— А ты что? — Малавец сводила и разводила колени.
— Мне было очень приятно.
— Сладко тебе было?
— Сладко.
— Сладенько он язычком своим… да? Туда, сюда… сладенько? В попочке у Катеньки? Туда-сюда. Язычком забрался, да?
— Забрался в попочку мою языком, — кивала Сотникова.
— А Катенька что делала в этот момент?
— Чистила карасей.
— Чистила карасиков маленьких, хороших, а он, хулиган, Катеньке в попочку языком забрался, в сладенькую попочку?
— Забрался языком, — кивала Сотникова, разглядывая свои ногти. — А потом…
— Погоди! — прикрикнула Малавец, тяжело выдохнула. — Он что… он сам… сам он стонал?
— Стонал.
— Сладко стонал, да?
— Сладко.
— Стонал тебе в попочку… а сам в ней язычком, язычком… да? да? да? да-а-а-а-а-а!