Монреальский синдром
Шрифт:
Шарко, который стоял рядом с Люси, прервал монолог:
— Вы все время говорите «мы», «нам»… «Мы хотели изъять из обращения копии…», « намэто удалось…». Кто это — «мы»? Французские секретные службы? Армия?
Она поколебалась, но в конце концов ответила:
— Люди. Те самые люди — а их много, — которые каждый день трудятся над тем, чтобы защитить нашу страну. Только не смешивайте нас с этими подонками, с этим жульем, наводняющим улицы ваших городов. Мы — ученые, мыслители, руководители, принимающие решения, и мы делаем все, чтобы обеспечить миру прогресс. А прогресс требует жертв — независимо от того, каковы эти жертвы. Так было всегда, ну и зачем же менять установленный порядок?
Люси уже не могла устоять на месте, у нее внутри все кипело от размеренных речей этой психопатки, от ее спокойствия, от ее хорошо поставленного голоса.
—
Колин Санате сцепила зубы, сдерживая желание ответить, но молчать все-таки не смогла: раз уж начала оправдываться, надо продолжать.
— Отец умер за два года до геноцида в Бирме. Он всю жизнь отслеживал проявления синдрома Е, доказательства его существования. Он никогда не проводил полевых испытаний, потому что прекрасно знал: все это можно создать и исследовать в лаборатории. Сначала он меня просто использовал, потом втянул в свою работу, сформировал как ученого, практически обусловил то, что я продолжила его поиски, пошла по его стопам. Я училась на медицинском, занималась научной работой, специализировалась в нейробиологии. Меня никто не спрашивал, меня в это… втравили. Я выросла среди военных, среди людей с суровыми лицами, в домах без окон, и стала сама отслеживать этот пресловутый синдром, только уже в полевых условиях.
— Вас туда посылали? В те страны, где имел место геноцид?
— Да. С легионерами, с гуманитарной помощью, с врачами из Красного Креста. Мы собирали трупы, укладывали их в штабеля десятками, пока не начали гнить. А я пользовалась случаем, чтобы изучить их мозг — официальная аккредитация давала на это право.
— И в Египте? Там тоже официальная аккредитация позволяла вскрывать черепа?
— Феномен коллективной истерии с проявлениями особой жестокости — штука такая редкая, такая случайная, что почти невозможно всерьез изучать его. Ну и когда я узнала, что Египет накрыла волна массовой истерии и что девочки, затронутые ею, так и остались агрессивными, я ни минуты не колебалась. Отправилась туда, в Каир, на конгресс участников Глобальной сети безопасных инъекций. И разыскала девушек.
— И убили их. И искалечили. Там-то вы действовали в одиночку, никто вам ничего не приказывал. Более того — не разрешал.
Она ответила холодно, без малейшего признака сочувствия к своим жертвам:
— Существовал только один способ подтвердить наличие синдрома Е — вскрыть череп и, порывшись в мозгу, добраться до миндалины, которая при такой симптоматике должна быть атрофирована. В то время не было таких мощных сканеров, какими вооружены медики сейчас. Я извлекла у каждой из девушек мозг, отделила нужную мне часть и привезла эти три фрагмента в своем чемодане. Немножко формалина, небольшие емкости, мой багаж не досматривали — а если бы даже и досмотрели, что с того? Я занимаюсь наукой, я приехала на конгресс, я была в составе делегации… Что же касается увечий… — Она поиграла желваками. — Что касается увечий — так получилось. Вы бы, наверное, назвали это неосознанными стремлениями, садизмом, и были бы, наверное, правы… Наш разум открыл еще далеко не все свои тайны. И ваш старик-реставратор, к несчастью, за это поплатился. Я хотела вам показать, что на этот раз вы имеете дело не с теми… мелкими правонарушителями, с какими сталкиваетесь каждый день. Что тут все по-другому. Кажется, мне это удалось?
Ответа не последовало, и она продолжила:
— Мои действия в Каире не слишком-то понравились моим начальникам, но, узнав о телеграмме, посланной в Интерпол египетским полицейским, они были вынуждены прикрыть меня, чтобы прикрыть себя. Тогда и решили убрать этого египетского полицейского руками его продажного брата. Потому что выбора не оставалось: надо было, как и прежде, хранить в тайне все, что связано с синдромом Е. А все прочее… знаете, оно — как побочные действия лекарства.
У Люси это не укладывалось в голове: высокопоставленные чиновники, руководители секретных служб держат в своих рядах опасную для общества женщину, убийцу, готовую пойти на все ради прогресса науки.
— Вернувшись во Францию, я тщательно исследовала мозг каждой из трех девушек и обнаружила, что у всех у них наблюдается характерная для синдрома Е атрофия миндалины мозжечка. Понимаете? Тут ведь и речи не было о каком-либо геноциде! Происхождение этого феномена неизвестно, точнее — у него вообще нет никакого происхождения: он возникает без всякой причины, он возникает внезапно и необъяснимо, и он способен в некоторых случаях распространяться как вирус, оставляя неизгладимый отпечаток в человеческом мозге. Я получила реальные, конкретные доказательства существования синдрома Е, мало того — я получила
— Но вы и ваши сообщники, естественно, хранили в тайне ваше открытие?
— Конечно. Слишком многое было поставлено на карту. Не храни мы это в тайне, слишком много возникло бы геополитических, военных и финансовых проблем. Моей навязчивой идеей стало с тех пор научиться управлять синдромом Е: вызывать у одного, распространять на других. Последнее по времени стихийное его проявление случилось в Иностранном легионе. До того я столько лет искала возможности создать «пациента зеро», но это было почти невозможно. Требовались длительные наблюдения, а главное — требовался материал для экспериментов: люди. В то время, когда отец работал над этим, в начале пятидесятых, все было куда проще, ученые были свободны в своих действиях, они пользовались поддержкой высокопоставленных лиц, секретных служб. Они располагали, наконец, сырьем в виде, например, пациентов больницы Мон-Провиданс. Я и сама стала для них таким сырьем.
Боже, какой кошмар! Эта женщина превратилась в кусок мороженого мяса — без способности чувствовать, без способности сожалеть. Самый наглядный, самый продуманный и самый тщательно выделанный образчик остервенелого ученого.
Колин вздохнула.
— Зато сейчас, в наше время, существует решение, позволяющее получить результат куда быстрее, то решение, путь к которому указывал мой отец и которое сегодня осуществимо благодаря развитию науки и техники. Глубинная стимуляция мозга… Дивное средство для создания «пациента зеро», того, от которого будет распространяться ментальная контаминация. Ты вживляешь электроды в миндалину мозжечка и — простым нажатием кнопки на пульте — включаешь предельную агрессивность. А дальнейшее распространение этой агрессивности, передача синдрома Е тем, кто находится рядом с «пациентом зеро», тем, кто привык к подчинению и кто сознательно помещен тобою же в ситуацию стресса и страха, происходит легко, само собой.
Она говорила и говорила, она бесстрастно нагромождала один ужас на другой — с невозмутимым выражением лица и ощущая, судя по всему, единственную потребность: оправдать свои действия.
— Только представьте себе солдат, навсегда избавившихся от страха, солдат, которые убивают без колебаний, без жалости к жертвам, действуют, словно единая могучая рука. Представьте себе и иные формы управляемой ментальной контаминации — такой, которая поражает другие зоны мозга, например, ответственные за моторику или память. Можно было бы расправиться с целой армией без единого выстрела… Пока, конечно, нам неизвестно множество параметров, особенно важно определить, каковы оптимальные условия для распространения вируса агрессии от «пациента зеро». До какой степени сильным должен быть стресс у его окружения? Каким образом можно добиться такого стресса? Но когда-нибудь, когда будут решены все эти проблемы, станет возможно управлять процессом полностью, контролировать его, регистрировать в протоколах экспериментов и описывать в научных статьях. А они будут решены — со мной или без меня.
Шарко давно уже ходил взад-вперед по комнате, но не сводил глаз с мадам Санате. Руки его сами собой судорожно сжались в кулаки.
— При вскрытии тела Мухаммеда Абана в области ключицы был найден фрагмент чехла от электрода. Что вы делали с этим человеком?
— Абан уцелел, когда случилась эта оплошность в подразделении Шателя, и стал «пациентом зеро». Прежде чем приступить к исследованию его мозга, я испытала на нем ряд методик стимуляции глубинных структур. Стимуляции подвергались главным образом зоны боли, это было необходимо, чтобы вычертить кривые и составить статистические таблицы. Убрать его пришлось бы в любом случае, ну и, скажем так, перед этим я его использовала на полную катушку.