Монреальский синдром
Шрифт:
Шарко метался, кипел как чайник на огне. Он кинулся к умывальнику, сунул голову под ледяную воду. Когда он выпрямился — Эжени по-прежнему сидела на краю, толкнул ее — девчонка не пошевелилась.
— Кончай говорить об Элоизе. Отстань! Ты должна была уйти после лечения, ты должна была исчез…
— Тогда мы немедленно возвращаемся в Париж, прямо сейчас. Я хочу играть с поездами. А если ты так плохо ко мне относишься, если ты опять отправишься смотреть на скелеты, это тебе даром не пройдет. Болван Вилли больше не может являться, чтобы тебе досаждать, но я-то могу. И когда хочу.
Господи, пристала куда хуже чем банный
— В чем дело?
— Получили новости от Интерпола?
— Да-да, мы же еще вчера отправили список в центральный офис.
Перес вернулся к прерванному разговору, Шарко так и торчал в дверном проеме.
— Можно мне увидеть этот список? — спросил он чуть погодя.
— Комиссар, ради бога, я же занят…
Парижанин кивнул и отправился в свой «кабинет» — выделенный ему уголок большой общей комнаты, где сидели пять или шесть руанских коллег. Июль, синее небо, отпуска… Несмотря на важность текущих расследований, шестеренки крутились тут замедленно.
Франк сел на стул у своего стола. Эжени его допекла, и если из парижского кабинета ее удавалось выпроводить, то отсюда — никак. Чертова девчонка опять грузит его давними воспоминаниями, навязчивыми мыслями, голова просто пухнет — отлично ведь знает, наглое существо, где надавить, чтобы сделать побольнее. А в конечном счете выходит, что Эжени его наказывает, как только, на ее взгляд, он становится слишком полицейским.
Вооружившись ручкой, Шарко принялся читать документы. Девочка тем временем играла с ножом для разрезания бумаги, от нее постоянно исходили какие-нибудь звуки, звуки эти раздражали, но Шарко знал, что затыкать уши бессмысленно: Эжени шумит не снаружи, она внутри головы, так сказать, в черепушке, и не уберется оттуда, пока не захочет сама. Конечно же полицейский делал все, чтобы никто ничего не заметил. Ему необходимо выглядеть со стороны нормальным, здравомыслящим — только благодаря этому и удавалось сохранить за собой теплое местечко в Нантеррском офисе…
Когда Эжени оставила его в покое, он смог наконец разобраться в своих записях. Судмедэксперты и токсикологи продвинулись довольно далеко: более подробный анализ костей, а главное — сканирование показали, что у четырех скелетов из пяти есть старые переломы (запястий, ребер, костей) с костной мозолью, которая свидетельствует о том, что все эти переломы случились менее двух лет назад, но до убийства. Значит, жертвы не просиживали штанов в кабинетах: кости они могли сломать, упав при выполнении какой-то работы, или занимаясь каким-то видом спорта типа регби, или в драке. Шарко раньше уже успел попросить, чтобы проверили по местным спортклубам, не ломал ли кто чего в то время, и по местным больницам — не лечил ли кто переломы. Сейчас собирают данные.
Волос на голове ни у одной из жертв не было, но лобковые при анализе рассказали довольно много. Трое из пяти, в том числе и азиат, употребляли кокаин и синтетический опиоид субутекс, заменитель героина. Исследование сегментов каждого
Последний пункт: кусочек зеленого пластика, найденный в районе ключицы того трупа, который сохранился лучше других. Тщательное исследование не показало наличия веществ, имеющих отношение к химиотерапии. Гипотеза патологоанатома не подтвердилась: в заключении было написано, что этот чехол мог с такой же вероятностью защищать переплетение тонких электродов, вживленных в мозг и идущих от мозга к нейростимулятору, который имплантируется подкожно именно в области ключицы. Такой метод лечения называется хронической стимуляцией глубинных структур головного мозга, и используется он для лечения тяжелых депрессий, паркинсонизма: руки и голова пациента при такой терапии дрожат куда меньше, — и, наконец, неврозов навязчивых состояний. Вот это надо отметить особо, потому что убийца вроде бы сильно интересовался содержимым черепов своих жертв.
— Ну и что ты там пишешь?
Эжени вернулась. Шарко, гордо проигнорировав ее появление, попытался сосредоточиться и продолжать, но не тут-то было: девочка принялась лупить канцелярским ножом по столу. Удары становились все сильнее, сильнее, сильнее, и девчонка при этом приговаривала:
— Элоиза мертва, да, твоя жена мертва, да, Элоиза и твоя жена, они обе мертвы, да, и во всем виноват ты один, да…
Ну и гадючка!.. Это ее любимая фраза, та, что ранит его в самое сердце. Шарко скрипнул зубами:
— Заткнись, черт побери!
Головы коллег повернулись к нему. Он вскочил, подбежал к что-то ксерившему бригадиру и сунул ему под нос свое служебное удостоверение:
— Шарко из Центрального управления по борьбе с преступлениями против личности.
— Я знаю, комиссар. Вам что-то нужно?
— Мне нужно, чтобы вы купили для меня засахаренных каштанов и соус-коктейль. Только такой, который для салата с креветками, килограммовую банку. Можете это сделать прямо сейчас? Учтите, каштаны могут быть какие угодно, любой фирмы, но соус не к семге или к чему еще, а именно к креветкам, не забудьте: со-ус к кре-вет-кам!
У бригадира глаза полезли на лоб.
— То есть…
Парижский полицейский упер кулаки в бедра, расправил плечи… Прибавив несколько килограммов, он — и так крепкий от природы — стал выглядеть совсем уж внушительно.
— Вы что-то хотели спросить, бригадир?
Молодой бригадир не захотел больше ничего спрашивать, он просто исчез как не бывало. Шарко вернулся на место, Эжени ему улыбнулась:
— До скорого, Франк, дорогой!
— Ага, проваливай куда подальше! Сиди там тихо и не высовывайся.