Монсегюр. В огне инквизиции
Шрифт:
Через мгновение оба покатились по земле в яростной рукопашной схватке. Анри был явно сильнее и ловчее. Вскоре Пьер уже задыхался под мощным телом противника, крепко сжимавшего руками его горло. Ещё чуть-чуть, и прикончит. Мысли с лихорадочной быстротой завертелись в голове. Пьер не думал о смерти, его ужасало, что он не выполнит задание отца. Письмо Бертрану Мартену, спрятанное в нательной одежде, жгло насквозь. Отец доверил ему важную миссию, а он… Как всё же несправедлива судьба. И зачем он пошёл на это кладбище? Хотел неприметно выйти из города, а в итоге
Словно издалека он услышал голос противника:
— Ну, чья победа?
Анри слегка ослабил хватку.
Пьер испытывал отчаянную безысходность, но гордость не позволяла ему умолять врага о пощаде. Как, впрочем, и Анри, когда остриё меча Пьера было направлено тому в грудь.
— Можешь убить меня, — бесцветным голосом прошептал Пьер. — Радуйся победе. Но эта победа не рыцаря в честном поединке, а рутьера, [11] промышляющего разбоем.
11
Рутьер — профессиональный наёмник. Вне военных действий рутьеры представляли собой обычных бандитов, форменное бедствие Франции, Англии и Арагона начала и середины XIII века.
Пьер поймал взгляд соперника, в расширенных зрачках которого запрыгали огоньки смятения и неуверенности.
— Ты прав, это победа не рыцаря, — сухо произнёс он наконец и, разжав руки, бессильно упал на землю рядом с Пьером.
Они долго лежали на холодной земле и молчали, глядя на небо. Пласты ночной мглы рассеивались и уплывали, оставляя место новому дню.
— Как тебя зовут? — нарушил молчание Анри.
— Пьер де Брюи. А тебя, кажется, Анри?
— Да. Анри де Билль, — уточнил тот и затем, усмехнувшись, добавил: — Вот и представились друг другу, как настоящие рыцари.
Они поднялись с земли.
— Ну что, будем сражаться? Ты, вроде, хотел отобрать у меня кошелёк и коня, — с ехидной ухмылкой проговорил Пьер.
— Отобрать кошелёк и коня? — Анри изобразил на лице искреннее изумление. — Нет. Разве добрый рыцарь может позволить себе такую низость? О деньгах и всяком благополучии я молюсь прямиком Богу. Если усердствовать в этом деле, то молитвы сразу попадают в уши Господу, а Он не отказывает в милости страждущим. Хочешь проверить? — Подняв руки к небу, Анри взмолился: — Великий Боже, я изливаю тебе свою печаль сердца, надеюсь и уповаю на Твою вселенскую доброту, даруй милость свою несчастному рыцарю, потерявшему всё своё имущество, дом и близких, вознагради за терпение и смирение. Лукавые и вероломные отняли у меня всё, но я не ропщу, я переношу тяготы и невзгоды с кротостью, помня о том, что Спаситель наш жил бедно и просто…
Анри красноречиво и пылко вещал, и слова его текли так складно и вдохновенно, как песнь трубадура. «Если бы Господь действительно услышал его речи, то непременно дал бы ему богатство, хотя бы за усердие», — подумал Пьер.
Тем временем Анри неожиданно прозаично завершил свою речь:
— Смилуйся, Господи, не
Договорив, он повернулся к Пьеру и замер в ожидании с прикрытыми глазами и блаженной улыбкой на лице. Оба молчали довольно долго. Наконец Пьер решил высказаться:
— Ну и где милость Божья?
Еле заметная усмешка играла на его устах. Анри деланно нахмурился.
— Подожди. Так быстро не получится. Расстояние слишком велико. Мы на земле, а Господь на небе.
Выдержав ещё одну недолгую паузу, он полез за пояс. Вытащил оттуда кошелёк, сделал изумлённое лицо и вдохновенно произнёс:
— Вот она, божья доброта. Спасибо тебе, Господи, услышал-таки несчастного и обездоленного.
Пьер во все глаза смотрел на кожаный кошелёк, где серебряными нитями был вышит его собственный вензель из первых букв имени и фамилии. Он машинально сунул руку за свой пояс и… разумеется, ничего там не обнаружил.
— Ну ты и ловок. Когда успел-то? — спросил он, растерянно разведя руками.
Анри обезоруживающе улыбнулся:
— Ну что ты, дружище, разве это я? — Он поднял взгляд к небу. — Это Господь услышал мои молитвы.
Анри взвесил кошелёк на ладони, удовлетворённо хмыкнул и деловито убрал его обратно за пояс.
— Ладно. Ты просишь Бога о милости, а я уповаю только на свой меч!
С этими словами Пьер схватился за рукоятку меча, но Анри примирительно взял его за руку.
— Не горячись. Я добрый христианин и поделюсь с братом выпавшим мне счастьем. Даже нет, отдам всё. Христос жил бедно и просто. Последую его примеру.
Он со вздохом протянул кошелёк хозяину.
— Так-то оно лучше, — расплылся в улыбке Пьер. — Однако, что ни говори, повадки у тебя как у рутьера. Это точно.
— Разве я похож на рутьера? — Анри, казалось, обиделся.
Пьер, изобразив на лице предельную серьёзность, осмотрел нового знакомого и, поморщившись, нарочито брезгливо произнёс:
— Похож. Взгляни на себя. Одежда в грязи, рукав почти оторван, губа разбита, на лбу ссадина.
— Ну, тогда ты тоже мне под стать, — в глазах Анри плясали весёлые огоньки. — В твоих светлых кудрях полно гнилой травы и сосновых иголок. Будто ночевал, как разбойник, в лесу. И лицо краше, чем у меня: всё в ссадинах и левый глаз заплыл.
Они рассмеялись.
— И какой добропорядочный человек пустит нас в дом обогреться? — развёл руками Пьер.
— Никакой, — подтвердил Анри. — Но попробовать можно.
— Ты знаешь здесь поблизости какое-нибудь селение?
— Да. Я эти места знаю неплохо. За холмами есть деревушка. Недалеко отсюда.
— Тогда пошли. Хотя нет, постой, — сказал Пьер, отвязывая от седла Ворчуна мешок с провизией. — Давай перекусим сначала.
Анри с радостью принял предложение. После хорошего куска жареной курицы, запитого лёгким красным вином, усталость как рукой сняло.
— Вот теперь в путь, — скомандовал Пьер.
Он взял под уздцы коня, и они двинулись вперёд.