Монстр лазейку найдет!
Шрифт:
Увы, Билли-Видимый был не из тех ребят, которые делают первый шаг, да еще в поезде. В отличие от Билли-Невидимого этот, новый Билли, всю неделю старался продемонстрировать, что он – джентльмен. И где-то по дороге их дружба превратилась в ухаживания.
Начать «официально» посещать школу он мог не раньше следующего семестра. Тем не менее каждый день в 15.35 Билли ждал у школы с черной розочкой и предложением проводить Фрэнки до дома. Он помогал Вивеке выгружать из багажника купленные продукты. И перед тем, как лечь спать, всегда писал эсэмэс: «Спокойной ночи!» Они теперь меньше смеялись, зато больше разговаривали. В конце концов, теперь, когда он стал
Дзынь! Блям!
Двери поезда открылись. Фрэнки старалась не думать о том, как выходила из них в прошлый раз. Старалась не обращать внимания на то, что в животе возникло ощущение, как от конфет-шипучек. Старалась не представлять, что бы она почувствовала, если бы он вот прямо сейчас вошел в вагон. Старалась не…
«Don’t call my name, don’t call my name, Alejandro…» [25]
В вагон вошли четыре крашеные блондинки, распевая припев «Alejandro». В одинаковых черных платьях-рубашках с розовыми надписями «GAGA» поперек груди и бирюзовых колготках, они напомнили Фрэнки, почему, собственно, она здесь. Внезапно все мысли о мальчиках, поцелуях и шипучке в животе остались позади, в Орегон-Сити, где им самое и место.
25
«Не зови меня по имени, не зови меня по имени, Алехандро…» – Прим. перев.
Гаги, не прекращая распевать, уселись через проход от Билли. Билли, загорелый, чернобровый, в линялых джинсах, белой рубашке с закатанными рукавами и серо-голубых кроссовках «Nike», разумеется, смотрелся впечатляюще. Но и блондинки тоже. Шумные, гордые, раскованные, они воплощали в себе все то, к чему стремилась Фрэнки. И всего этого она вполне могла достичь… по крайней мере, сегодня. Она, не колеблясь, вынула руки из карманов, влезла коленками на сиденье и принялась подпевать.
«Don’t wanna kiss, don’t wanna touch…» [26]
26
«Не хочу целоваться, не хочу прикасаться…» – Прим. перев.
Она ткнула Билли в бок – подпевай, мол! И он присоединился к хору.
Дядька с портфелем сложил газету и ушел в другой вагон. Они сочли это за предложение петь погромче. Вскоре в их вагон потянулись гаганутые со всего поезда, и каждый из них – живая иллюстрация к безупречному чувству стиля Леди Гаги. Билли, который не перепутал ни единой строчки, вскинул руки и размахивал ими, словно дирижировал оркестром. Он смешил Фрэнки до слез и очаровывал других девчонок своей ослепительной улыбкой.
Беззаботная, раскованная, Фрэнки еще никогда не испытывала подобной полноты жизни. Она не думала ни про ЛОТСов, ни про нормалов. Ни про опасности, ни про безопасность. Ни про борьбу, ни про бегство. И никто ни о чем таком не думал. Впервые за всю ее жизнь это не имело значения. Единственное, что ее волновало, – это как следует повеселиться!
Обнявшись или взявшись за руки, музыкальный флешмоб спел все-все песни из «The Fame Monster» и еще
– Ни за что бы не подумала, что ты монстр! – сказала одна из тех, первых блондинок. – Ты такая… цивильная!
Билли расхохотался. Фрэнки тоже улыбнулась – вот ведь парадокс!
Ее костюм: черные сапожки со шнуровкой, черные джинсы в облипку, обтягивающий черный свитер с высоким горлом и меховая жилетка (влияние Клео) – был выбран нарочно. Сегодня она решила побыть «нормальной». Может, тогда она поймет, чего так боятся эти нормалы? Но, судя по тому, как ее воспринимают, проблема не в том, что она выглядит монстром среди цивилов. А в том, что она выглядит цивилом среди монстров.
Билли вышел на запруженную народом платформу.
– Как ты думаешь, на концерте будет так же здорово, как и в поезде?
– Ой, даже и не знаю! – хихикнула Фрэнки.
– Я рад, что ты меня заставила выучить слова.
Фрэнки взяла его за руку.
– А я вообще рада всему!
Стадион «Rose Garden» сыпал искрами сильнее, чем все семейство Штейн, вместе взятое. Он был заряжен радостью, до краев наполнен энергией, циркулирующей через тысячи тел, раскачивающихся в такт. Фрэнки наслаждалась этим, как изысканной трапезой.
Костюм за костюмом, песня за песней, Леди Гага держала собравшихся в неослабевающем напряжении, таком сильном, что Билли вспотел, и его бронзатор потек на воротничок белой рубашки – отрезвляющее напоминание о том, какие они все-таки разные. Хотя Билли было все равно, он даже и не заметил. Он обнял Фрэнки за плечи и подпевал «So Happy I Can Die» с восторгом узника, выпущенного на волю.
Во время припева он привлек Фрэнки к себе. Она мимоходом облизнула губы и предоставила инициативу ему. Он повернулся к ней и улыбнулся, как звезда экрана. Между ними возникло это щекочущее ощущение, когда двое вот-вот соприкоснутся, когда отключаются мозги и тело берет верх над всем. В животе у нее снова взорвалась пара шипучек. Толпа вокруг начала расплываться и таять…
И тут Фрэнки хихикнула.
Билли отстранился смущенно и обиженно.
– Ой, извини! – Фрэнки снова хихикнула. – Я так, ничего…
– Точно?
Фрэнки уверенно кивнула. Билли закрыл глаза и снова подался к ней. Она опять хихикнула.
– Ну чего ты?!
– Извини, пожалуйста, – смеясь, ответила она. – Просто еще на той неделе ты был всего лишь… ну… мой лучший друг, а теперь…
И он поцеловал ее. Сперва крепко, словно подтверждая ее слова, а потом нежно, словно доказывая, как он ее любит. Достаточно крепко и нежно, чтобы отвлечь ее внимание от своего покрытого автозагаром лица, пахнущего жженым сахаром.
Фрэнки копировала его движения, точно и умело. Механически, как модельер, который копирует модные тенденции, не умея добавить к ним что-то свое. Фрэнки не испытывала вдохновения. И все же продолжала целоваться, не желая отступать, пока не почувствует привычного фейерверка внутри. Потому что Билли ей идеально подходит! И она…
«Вж-жу-уххх!»
Внезапно Фрэнки вся вспотела. Тело горело, щеки жгло. «Да!» Она придвинулась ближе.
Билли отстранился.
– Это что это?!
Его рубашка была вся в оранжевых пятнах. По лбу текли капли пота. Билли вытер лоб – и он сделался невидимым. Билли вытер тыльную сторону кисти о джинсы – и оставил на них еще одно оранжевое пятно, а на руке – еще одно прозрачное место.