Монстр сдох
Шрифт:
— Какой ты четырнадцатый? — добродушно пробасил Евдокимов. — Давно уже не четырнадцатый. Садись, Лиза. Видишь, какой важный гость прибыл по твою душу?
Лиза перевела взгляд на Гурко и склонила голову в чинном поклоне.
— Здравствуйте, Олег Андреевич. Рада вас видеть.
— Как меня узнала?
— Вы же бывали у нас дома, разве не помните?
— Что бывал, помню. Тебя не помню, прости великодушно.
— Не за что, Олег Андреевич. Кто я была тогда, пигалица малолетняя. А вы как раз защищали
— Докторскую я защитил, слава труду, в восемьдесят восьмом. Значит, тебе тогда было семнадцать. Не такая уж пигалица. Я бы запомнил такую красавицу. Просто ты очень изменилась, Лизавета. Посерьезнела как-то.
— Верно, изменилась, — Лиза присела за стол. — Я сама себя иногда не узнаю в зеркале… Почему вы назвали меня Лизаветой?
— Как же тебя называть? По фамилии, что ли?
Лиза смотрела на него без всякого выражения.
— Так меня называл ваш друг — Сергей Петрович.
— Почему называл? Он и сейчас так тебя называет.
Так и сказал: передай привет Лизавете.
Лиза опустила глаза.
— Почему же сам ни разу не наведался? Не позвонил, не написал. Я думала, может, умер?
— Нет, не умер. По-прежнему живой. Вот послал меня за тобой.
Подполковник Евдокимов с любопытством слушал разговор, потом поднялся и сходил к заветному шкапчику, откуда вернулся с бутылкой красного вина. Разлил по рюмкам, произнес тост:
— Не забывай нас, Четырнадцатый номер!
Лиза выпила, но не совсем понимала, что происходит.
— Олег Андреевич, вы правда за мной приехали?
— А что такое? Какие проблемы?
— Но как же… через месяц экзамены… Когда надо ехать?
— Минут через двадцать и двинем. Хватит, чтобы собраться?
Лиза растерянно посмотрела на Евдокимова.
— Егор Егорович… но как же так?
— Ничего, девочка, экзамены у тебя жизнь примет.
— А беретка? Я хочу получить свою беретку. Пять месяцев надрывалась и все, выходит, псу под хвост?!
Мужчины смеялись, ей было с ними хорошо. С этими двумя ей было так спокойно, как, может быть, только бывало с Сережей Лихомановым, когда он не валял дурака. Вот оно — чудо!
— Беретку, оружие, погоны — все тебе дадут в Москве, — пообещал Евдокимов. — Только голову побереги. Второй не будет.
— Можно попрощаться с Анечкой?
— Это святое.
— Егор Егорович, — Лиза набралась духу. — Не обижайте ее, пожалуйста. Он ведь в вас влюблена.
— Известное дело, — глубокомысленно кивнул Евдокимов.
Уже в коридоре разом нахлынула знойная тоска. Все ей стало здесь родным — крашеные полы, хвойный лес за окном, мальчики-курсанты, объясняющиеся в любви, терпеливые учителя и прекрасные незабываемые сны на железной панцирной койке. Как же вдруг со всем этим расстаться?
Анечка ревела в ее комнате, уткнувшись носом
— Ага! — прошипела злобно. — Убегаешь, а я остаюсь. Уже восемь месяцев здесь. Мне век, что ли, куковать в этой дыре?.. Попроси у своего друга, чтобы меня тоже забрал. Он все может.
— Что ты, Аня! — Королькова обняла подругу. — Какой он мне друг?
— Сама рассказывала, он твой родственник.
— Родственник, но не друг. Это разные вещи.
— Конечно, когда надо отшить Анечку — это разные вещи. Я так и знала, так и знала!..
Слушая ее одним ухом, Лиза прикидывала, что взять с собой. Вещей кот наплакал. Маленького саквояжа хватит. Но за ним надо сбегать в коптерку.
— Аня, послушай! Хватит ныть. Он тебя любит.
— Кто?
— Евдокимов. Я по глазам поняла.
— Ты что, сдурела?! — Анечкины слезы мгновенно высохли, она смотрела на подругу с каким-то мистическим ужасом. — Ты ему сказала?
— Только что.
— Обо мне?
— Я сказала, что ты в него влюблена.
— Ой! А он что?
— Глубоко задумался.
— Лизок, — произнесла Анечка проникновенно. — Я знаю, ты справишься со мной одной левой, но все-таки я тебе сейчас врежу. Так врежу, все твои подлые мозги выскочат из ушей.
— Не надо, — попросила Лиза. — Лучше поцелуй.
— Господи, какая же я дура!
— Почему?
— Никогда ни к кому не привязывайся сердцем — вот главное правило выживания. Калерия права. Она мне этим правилом весь череп продолбила. Да я так вроде и жила. Но теперь все изменилось. Ты очень дорога мне, Лиза, и еще, кажется, я действительно влюбилась в этого старого, жирного, самоуверенного солдафона.
— Подружка, — Лиза привлекла девушку к себе. — Но это же прекрасно, как ты не понимаешь.
— Я-то ему на хрен нужна, скопцу поганому?
— Не говори так, Анечка. Евдокимов безумно одинок. Он такое пережил. Ты согреешь его душу, и он ответит тебе взаимностью. Представь, как это чудесно. Такие мужчины, как он, любят смертельно.
— Вот этого не надо, — Анечка вяло улыбнулась. — Все это ерунда. Для него я обыкновенная шлюха — и больше ничего.
— Ты сама в это не веришь… Ох, опаздываю… Помоги собраться, Ань…
Через пятнадцать минут Лиза Королькова в сопровождении Гурко и Евдокимова вышла на крыльцо школы. Одета была в нарядное шерстяное платье и темно-синий плащ-дождевик. На плече на длинном ремне висела кожаная сумка, с которой пять месяцев назад приехала сюда. Прямо не верилось — пять месяцев! А почему не пять лет, не пять столетий? В этом затерянном в лесу чистилище время текло по-другому, возможно, в инопланетном исчислении. Час ты здесь пробыл или год, — это был одинаково плавный круг судьбы.