Монстрячий взвод
Шрифт:
— Я не какой-нибудь погонщик мулов, Тричасти, сам знаешь, — сказал Джекрам, привязывая костыли к седлу, — но это чертовски хорошая лошадь.
— Эт-точно, сержант. Ею можно кормить целый взвод с неделю! — отозвался капрал.
— Точно, не пойдешь с нами? — отступив на шаг, продолжал Джекрам. — Думаю, у тебя осталось что-нибудь, что они пока не отрезали, а?
— Благодарю за предложение, сержант, — ответил Тричасти. — Но такие лошади скоро будут стоить очень и очень дорого, и я первым буду. Вполне соответствует моей оплате за три года, — он повернулся в седле и кивнул отряду. — Удачи,
Джекрам проводил его взглядом, покачал головой и повернулся к рекрутам.
— Итак, дамы… Что смешного, рядовой Хальт?
— Э, ничего, сержант, я просто… о чем-то задумался… — почти задохнувшись, ответила Тонк.
— Вам платят не за то, что б вы думали, а за то, что бы маршировали. Вперед!
И они ушли дальше. Дождь почти прекратился, зато поднявшийся ветер громыхал окнами, залетал в пустые дома, хлопая дверьми, будто бы кто-то искал то, что было здесь всего минуту назад. И больше в Плоцзе не двигалось ничего, кроме пламени одинокой свечи у самого пола в темной комнате опустевшего барака.
Свеча была поставлена под наклоном на нити, привязанной между ножками стула. То есть, когда свеча догорит до некой точки, она прожжет нить и упадет на разбросанную по полу солому, по которой пламя дойдет до кучи подзадников, где стояла пара старых банок с маслом для ламп.
Через час в сырой, унылой ночи окна барака выбило наружу.
Новый день начинался в Борогравии как огромная рыбина. Голубь поднялся над лесом, заложил вираж и полетел к равнине Нек. Даже отсюда видна была громада крепости, поднимавшаяся над морем деревьев. Голубь полетел быстрее, став целеустремленной искоркой в свежем утреннем небе…
… и резко вскрикнул, когда с этого неба рухнула тьма, захватив его в стальные когти. Пару секунд сарыч и голубь падали, но потом хищник все же набрал высоту и полетел вперед.
000000000! подумал голубь. Но если бы его мысль была более связной, и если бы он знал, как хищники ловят голубей, [6] то он бы задумался, почему его схватили так… осторожно. Его держали, но не сжимали. Но все, что он мог подумать, было: 000000000!
Сарыч долетел до равнины и начал низко кружить над крепостью. Пока он кружил, крошечная фигурка выбралась из кожаных постромок на его спине и, очень осторожно, сползла к когтям. Существо добралось до плененного голубя, встало на него коленями и схватилось руками за шею птицы. Сарыч скользнул над каменным балконом, взвился в воздух и отпустил голубя. Птица и крошечный человечек катились и отскакивали от каменных плит, оставляя груду перьев, пока, наконец, не остановились.
6
Стоит учесть, что все те голуби, что знают, как охотятся хищники, мертвы и потому задумываются несколько меньше живых.
— Сволочь, — донесся голосок откуда-то из-под голубя.
По камням застучали сапоги, и с капрала Багги Свирса подняли голубя.
— Ты в порядке, Багги? — спросил командор Ваймс.
— Нормально, сэр, — ответил тот, выплюнув перо. — Не слишком-то изящно, а? В следующий раз будет лучше. Вся беда в том, что голуби слишком глупы, чтобы ими можно было управлять…
— Что у тебя?
— "Вести" отправили это из своего фургончика, сэр! Я выследил его!
— Превосходно, Багги!
В вихре крыльев на стену приземлился сарыч.
— А, э… как его зовут? — спросил Ваймс. Сарыч одарил его бездумным, отстраненным, как и у всякой птицы, взглядом.
— Это Морган, сэр. Ее обучали пиктси. Отличная птица.
— Это за нее мы отдали ящик виски?
— Да, сэр, и стоит каждого глотка.
В руке Ваймса трепыхнулся голубь.
— Подожди здесь, Багги, а я пришлю Реджа со свежей крольчатиной, — сказал он и зашел внутрь башни.
У его стола сержант Ангва читала Живой Завет Нуггана.
— Это почтовый голубь, сэр? — спросила она, когда Ваймс сел.
— Нет, — ответил он. — Подержи его, хорошо? Я хочу взглянуть на письмо.
— А он очень похож на почтового голубя, — Ангва отложила книгу.
— Да, но сообщения, передаваемые по воздуху, Отвергнуты Нугганом, — отозвался Ваймс. — По всей видимости, молитвы верующих рикошетят от них. Нет, думаю, я просто нашел чьего-то потерянного питомца, а в этой трубочке, должно быть, записано имя владельца и его адрес. Я ведь добрый человек.
— Значит, вы не перехватываете сообщения «Вестей», сэр? — улыбнулась Ангва.
— Ни в коем случае, нет. Мне просто хочется узнать сегодня то, что будет завтра. А у мистера де Слова, кажется, нюх на подобные вещи. Ангва, я хочу, чтобы эти идиоты прекратили воевать, и тогда все мы отправимся домой, и если ради этого какой-то голубь изгадит мой стол, что ж, пусть будет так.
— О, прошу прощения, сэр, я не заметила. Сейчас уберу.
— Попроси Реджа достать сарычу кролика, хорошо?
Когда она ушла, Ваймс осторожно открыл трубочку и вынул свиточек тонкой бумаги. Он развернул его, разгладил и, улыбаясь, прочел заметку. Потом он перевернул его и взглянул на картинку.
Он все еще смотрел на нее, когда вернулась Ангва, а Редж нес полведра кроличьих обрубков.
— Что-нибудь интересное, сэр? — бесхитростно спросила Ангва.
— Ну, можно и так сказать. Все изменилось, ставки сделаны. Ха! Мистер де Слов, маленький дурачок…
Он протянул ей бумагу. Она осторожно прочла ее.
— Повезло им, сэр. Многим на вид не больше пятнадцати, и, учитывая рост этих кавалеристов, что ж, остается лишь удивляться.
— Да, да, можно сказать и так, можно и так, — лицо Ваймса сияло, точно у человека, решившего рассказать последнюю шутку. — Скажи, де Слов разговаривал с главнокомандующими Злобении, когда приехал?
— Нет, сэр. Насколько понимаю, ему отказали в аудиенции. Они не совсем понимают, что такое репортер, и, похоже, адъютант просто вышвырнул его и сказал, что он им досаждает.