Монтенегро
Шрифт:
— Что может знать проклятый предатель и отступник?
— Отступники всегда много чего знают, — спокойно ответил тот. — В противном случае для нас обоих все кончилось бы намного хуже...
— Для нас и так все уже кончено.
— Ошибаетесь... — откликнулся Турок уже другим тоном, более суровым. — Или вы думаете, что мне по нраву, когда мне надирают задницу? Если б я вовремя не очухался, эта сучка-виконтесса сделала бы из меня жаркое, а Бальтасар Гарроте не из тех, кто оставляет подобные выходки без последствий.
— Что вы хотите этим сказать?
—
— Вы прекрасно знаете, что я не смогу вам помочь, ни даже поощрить.
— Знаю. И понимаю это, — усмехнулся Турок. — Но я понимаю также, что когда эта история позабудется, вы могли бы передать мне права на энкомьенду в Тринидаде и Парии, вам-то она без надобности.
Капитану де Луне показалось, что их подслушивают, и он сделал глубокий вздох и громко произнес:
— И в самом деле, когда все это позабудется, энкомьенда мне будет ни к чему.
Вот так, без лишних слов и обещаний, они заключили странный договор, хотя сейчас им нужно было просто выжить, пока ненавистная обоим женщина не пришлет за ними корабль.
Донья Мариана предприняла все меры предосторожности, чтобы избежать неприятных сюрпризов при возвращении в Санто-Доминго, но ни на секунду не забывала о том, что нужно отправить спасительный корабль.
Плавание по Венесуэльскому заливу и далее прошло благополучно, при спокойном море и мягком северо-западном ветре, и потому «Чудо» слегка сошло с курса, отправившись на Боринкен, а оттуда уже к берегам Эспаньолы.
Там они встали на якорь с подветренной стороны острова Каталина, и немка отправила в столицу Луиса де Торреса на шлюпке, поскольку тот всегда преуспевал в ведении сложных переговоров.
А разговор с суровым и могущественным губернатором Франсиско де Бобадильей и впрямь был не из легких. Сначала пришлось прождать десять дней, чтобы получить аудиенцию, хотя люди губернатора прекрасно знали, что пятьдесят человек находятся в серьезной опасности в Маракайбо. А потом губернатору потребовалось еще две недели, чтобы принять решение.
— Ваша просьба довольно необычна, — сказал он со свойственной ему суровостью, когда в конце концов во второй раз пригласил Луиса де Торреса на беседу. — Редко когда милуют того, кто вопреки всем правилам украл корабль и тайно вышел в море...
— Корабль не был украден, поскольку его построила сама донья Мариана Монтенегро, — напомнил ему де Торрес. — И никто не нарушал привил, лишь несправедливые приказы деспотичного вице-короля, которого вы сами сместили.
— Это верно, но пока дон Христофор был вице-королем, он представлял корону, и тот, кто не подчинялся ему, не подчинялся и монархам.
— Неужели нам следовало подчиниться, даже если бы он потребовал присягнуть генуэзцам?
— Это совсем другое, и вы это прекрасно знаете, — губернатор заерзал на кресле, показывая свое легкое раздражение. — Но я не собираюсь тратить время на пустые споры. Объявлена
Пораженный собеседник не мог удержаться от громкого восклицания:
— Пятьдесят тысяч мараведи! — эхом повторил он. — Боже ты мой! Да это же целое состояние!
— Но стоит того, чтобы обрести свободу.
— И кому мне вручить эту сумму?
— Разумеется, мне. А я доставлю ее виконту в качестве возмещения нанесенных оскорблений.
Дон Луис де Торрес несколько минут поразмыслил над предложением и в конце концов осведомился:
— Значит ли это, что донье Мариане вернут ее дом и остальное имущество?
— Разумеется, — губернатор снова замолчал и выглядел так, словно внутренне улыбался, хотя, конечно, внешне оставался бесстрастным. — Но о золотых рудниках ей придется забыть.
— Но почему?
— Потому что это право было ей дано братьями Колумбами, а большая часть их распоряжений нынче отменена.
— И кто же их отменил?
— Я.
Дон Луис де Торрес решил не спрашивать, кто станет новым владельцем прав на рудники, поскольку было очевидно, что смиренный и аскетичный командор не только превратился во властного губернатора, но и из простого вассала, довольствующегося тюфяком и тарелкой еды, стал человеком, жаждущим славы и богатств.
Несомненно, власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно, и дон Франсиско де Бобадилья, никогда не желавший быть правителем, а тем более правителем авторитарным, попал в лапы чудовища, пожирающего всех политиков, каковы бы ни были их происхождение и характер.
Он уже не довольствовался тем, что получил должность и дворец человека, рискнувшего жизнью ради открытия Нового Света, а теперь закованного в кандалы, как преступник. Он также понял, что богатство — лучший способ остаться влиятельным, когда те, кто по своему капризу возвели его на пьедестал, решат вернуть его в ту темную берлогу, откуда вытащили.
Ему не приходило в голову остаться на острове, когда он уже не будет обладать верховной властью, он не стремился приобрести ни земли, которые так щедро раздавал от имени короны, ни дворцы, реквизированные у сторонников адмирала, ни войска и корабли, на которые имел право по должности. Но он всячески старался наполнить подвалы своей крепости золотом из знаменитых рудников неподалеку от Санто-Доминго и прекрасным жемчугом с Маргариты и Кубагуа.
Если бы он только подозревал, какая печальная судьба ждет эти сокровища, то не стал бы пачкать ими свое доброе имя, но той жаркой весной 1501 года дон Франсиско де Бобадилья заботился лишь об одном — как бы наложить руку на все ценное, до чего он мог дотянуться.