Монумент 14
Шрифт:
— Нет, — остановил я его. — Ты слишком взволнован. Ты не сможешь быть беспристрастным.
Он кивнул и опустил голову, уже не пытаясь быть беспристрастным.
— Тебе не кажется, что он просто боится потерять власть? — спросила меня Джози, пока мы искали Нико.
— Наверное. Не знаю. У меня нет объяснений его поведению, — ответил я. — Это так на него не похоже!
Нико не было на складе, не нашли мы его и в гостиной.
Джози зашла в Поезд:
— Я постучу к нему в дверь.
Через мгновение она позвала меня:
— Дин, иди сюда!
Я
Здесь, как и у меня, висел гамак. Собственно, кроме гамака здесь ничего и не было. Если не считать рисунков.
Три стены были увешаны рисунками, прикрепленными к мягким стенам с помощью кнопок. Рисунки были выполнены на листках бумаги разных размеров, в том числе совсем маленьких. Оранжевая стена кабинки для переодевания магазина «Гринвей» была едва видна. Я был потрясен до глубины души.
Подумать только, у кого-то остались секреты от других!
Мы проводим вместе все время. Но этот парень, лидер нашей группы, прятал от нас свои рисунки. Как ему это удалось? Иногда я замечал, как он что-то пишет в своем блокноте. Мне казалось, он составляет какие-то списки или делает пометки для памяти.
Я стал всматриваться в рисунки. Одна стена была покрыта изображениями рук, множества рук, нарисованных углем, мягким карандашом или шариковой ручкой.
На другой стене рисунки были более разнообразными. Здесь висел портрет Генри и Каролины, читающих книгу. Я увидел себя, готовящего что-то у плиты. Судя по кислому выражению лица, еда у меня, видимо, пригорела. Там был рисунок автобуса, разбитого и припавшего на сдувшиеся передние колеса. Прекрасный портрет Джози, выполненный пастелью. Она будто светилась от радости, а ее кожа казалась шоколадной.
— Ты видела это? — спросил я, показывая на портрет пальцем.
Она кивнула.
— Он прекрасен! — восхитился я.
На одном из рисунков по небу расплывалось чернильное облако, другой изображал наш поминальный круг, тот самый, в который мы построились, когда Джози очнулась. Я увидел чудесный и очень живой портрет Луны, сделанный, по всей вероятности, совсем недавно, когда ее уже отмыли…
Джози стояла ко мне спиной и рассматривала изображения рук.
Я заметил, что это были разные руки. Руки разных людей. На каждом в правом нижнем углу аккуратным почерком Нико надписал имена: папа, бабушка, Тим, мистер Миччо. Я узнал маленькую ладошку Хлои и огромную лапищу Джейка.
Джози разглядывала рисунок, висевший в самом центре. По ее щекам текли слезы.
Я знал, кому принадлежали эти руки, мне не нужно было читать надпись. Ладони были раскрыты, будто звали кого-то. Они казались мягкими. Даже с помощью угля ему удалось передать их воздушность и розоватый оттенок. Пальцы были длинными, тонкими, сужающимися на концах. На среднем пальце виднелось обручальное кольцо. Это были руки мамы Нико.
Иногда, когда менее всего ожидаешь, осознание беды выбивает почву у тебя из-под ног.
Так случилось со мной, когда я все это увидел.
— Что вы тут делаете? —
— О, Нико! — сказала Джози, оборачиваясь. — Твои рисунки прекрасны.
— И не предназначены для чужих взглядов, — ответил он и сделал рукой знак, чтобы мы вышли.
— Прости, — сказал я. — Просто мы тебя искали…
— Прошу вас, выйдите из моей комнаты! — повысил он голос.
Мы вышли в гостиную зону, он за нами.
— Кстати, спасибо, что сделали из меня всеобщего врага, — с сарказмом произнес он. — Я пытаюсь обеспечить вашу безопасность, а меня теперь все ненавидят…
На его скулах ходили желваки. Я видел сейчас Нико в самом худшем воплощении: упрямого, слепо следовавшего правилам, пытавшегося защитить себя с помощью сарказма.
— Мы просто хотели понять логику твоих действий, — сказал я.
— Мы договорились. И все. Вот моя логика.
— Но Нико, Робби нам помог, а дети его обожают.
— Знаю, — ответил Нико. — А вам не кажется, что он пытается втереться в доверие, чтобы им позволили остаться?
— Мистеру Эпплтону нужно время, чтобы прийти в себя, — возразил я.
— Послушайте, — повернулся к нам Нико, — я не могу этого объяснить… Никакой логики тут нет… Но у меня дурное предчувствие…
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Не знаю, как сказать… То, как Робби старается всем угодить… В этом есть что-то неправильное… — Он снова и снова переводил взгляд с моего лица на лицо Джози. — Разве вы этого не чувствуете?
— Послушай, — сказал я, — мистер Эпплтон тот еще фрукт, но Робби все любят. Он хороший, он нам помогает. Он милый…
— Нико, давай договоримся, — впервые я услышал в голосе Джози симпатию по отношению к Нико. — Почему бы не разрешить им остаться еще на пару дней? Этого хватит, чтобы Робби закончил с автобусом, а мистер Эпплтон восстановился.
Нико отвернулся.
— Почему вы не хотите меня поддержать?
— Всего два дня, Нико. Детям нужно пообщаться со взрослыми. А Брейден с Сахалией поймут, что не смогут с ними уйти. Я сумею их убедить, если ты дашь мне на это время…
Нико вздохнул и пожал плечами:
— Ладно, Джози. Если ты так хочешь…
Джози сообщила, что Робби и мистер Эпплтон могут остаться еще на два дня.
Робби с Улиссом обнялись. Мистер Эпплтон кивнул и, как мне показалось, улыбнулся.
И это было хорошо.
Когда выключили свет, я вернулся на кухню. Мне хотелось приготовить что-нибудь для Астрид и оставить еду рядом с ее укрытием. Я не успел сделать это раньше и не хотел, чтобы она думала, что про нее забыли.
Когда проходил мимо отдела запчастей, я услышал голос мистера Эпплтона:
— Еще раз повторяю, Робби, держи с детьми дистанцию!
— Бред, они всего лишь дети. Они нуждаются в ласке.
— Ну смотри! — Голос мистера Эпплтона звучал угрожающе.
Мистер Эпплтон, или Бред, как его называл Робби, оказался сварливым придурком. Он явно завидовал своему спутнику. Ему было обидно, что Робби всем нравился гораздо больше, чем он.