Монументы Марса (сборник)
Шрифт:
– Погодите! – крикнул я.
Такси взяло с места и свечой ушло в зеленое небо.
Я бросился было за ним. Скорпионы в панике ринулись в стороны.
Вдруг меня крепко схватили под локти две юные девушки спортивного типа.
– Что случилось? – спросил я.
Они смотрели на меня с ужасом и отвращением. К ним присоединился шар с глазами наверху, который выпустил ложноножки и вцепился мне в грудь. Стремительно собралась разномастная толпа.
– Давайте его растерзаем, – сказал кто-то из толпы.
– Придется
– Погодите! – воскликнул я. – Я ничего плохого не хотел! Я приезжий!
– Он приезжий! – сказал шар с ложноножками. – А нам что, расхлебывать? Нет, я предлагаю его растерзать!
Меня тут же начали терзать. Шлем улетел в сторону, чемодан валялся на мостовой, костюм трещал по швам. Скорпионы подошли поближе и, видно, тоже хотели принять участие в действе.
– За что? – кричал я, стараясь перекричать толпу. – Разве стрекозы охраняются законом?
– При чем тут закон, при чем тут охрана? – кричали мне в ответ.
– Неужели она была разумной? – испугался я.
– Разумной? – по толпе прокатился смешок. Я решил, что смех несовместим с насилием и меня сейчас отпустят. Не тут-то было. Я полез в карман, чтобы достать удостоверение, дающее право на дипломатическую неприкосновенность. Несмотря на удары и толчки, это мне удалось сделать.
– Я пользуюсь дипломатической неприкосновенностью! – прохрипел я. – Я член Олимпийского комитета!
– Не поможет! – кричали в толпе, но хватка шара с ложноножками, почти задушившего меня, вдруг ослабла.
– Повторите, – сказал он, – вы – член чего?
– Олимпийского комитета.
Ложноножки шара рванули меня в сторону.
– Помогайте мне и не шумите, – быстро шепнул он девушкам. – Мы ошибочно терзаем уважаемого Кима Петрова, которого отчаялись дождаться.
И, обращаясь к толпе, шар объявил:
– Мы его утопим в пруду Последнего Разочарования. Возвращайтесь к своим делам.
Две девчушки и шар с ложноножками поволокли меня к олимпийскому автобусу.
Я постепенно пришел в себя настолько, что смог задать обязательный вопрос:
– Скажите, что же я натворил? Стрекозы не охраняются законом, не являются разумными существами… Может быть, у вас существует система религиозных табу?
– Системы нет, – ответил шар с ложноножками, который оказался впоследствии милейшим и добрейшим существом, отличным шашистом, эрудитом, умницей и стал моим близким другом. – Какая может быть система, если всему городу грозила гибель?
– Клянусь, я не хотел губить город.
– Верю, – серьезно ответил шар. – Но каждый знает, что если убить краколюру, начнется эпидемия древесной лихорадки.
– Почему? – не понял я. – Стрекозы, то есть краколюры, уничтожают возбудителей этой лихорадки?
– Каких еще возбудителей! –
– Может быть, это суеверие, – сказал шар. – Вернее всего, суеверие.
– Но суеверие должно быть на чем-то основано, суеверия редко возникают на пустом месте, – глубокомысленно сказал я.
– Не знаю, не знаю, – вздохнул шар.
– Может быть, раньше возникали опустошительные эпидемии древесной лихорадки и в сознании…
– Не говорите глупостей, – без всякого уважения заявила надежда легкой атлетики. – Никто никогда не болел древесной лихорадкой. Такой болезни даже в справочнике нет.
– Но если она начнется, это будет ужасно, – сказала вторая девушка.
– А что надо сделать, чтобы не началась эпидемия болезни, которой нет? – спросил я.
– Растерзать виновника, – сказал шар. – Безжалостно.
– И уже кого-нибудь растерзали? – спросил я.
– Ну, какой идиот будет убивать краколюру? – удивилась надежда легкой атлетики.
– Только если приезжий, – добавила вторая девушка. – К счастью, краколюры очень редко залетают в город. Пока обходилось.
На следующее утро, проснувшись, я увидел, что ночью, без моего ведома, гостиничный номер «украсили» зеленым, в рыжую крапинку, фантастически пыльным ковром, повесив его на подоконник. Ковер вонял прелью, и над ним тучей носились мухи.
В иной ситуации я бы сдержался – все-таки на чужой планете. Но чувствовал я себя разбитым после вчерашней потасовки, не выспался, а тут еще эта прелесть… Я подошел к окну, которое выходило во двор, одним усилием перевалил тяжелый ковер через подоконник и сбросил с третьего этажа. Ковер шумно шмякнулся об асфальт, взвизгнул и быстро пополз на улицу. Во дворе стояло несколько шоферов и официантов. Падение ковра им ничем не угрожало, но они повернулись ко мне с угрожающими физиономиями. Я на всякий случай отошел от окна, удрученный тем, что никогда раньше не видел рыдающих ковров.
Через две минуты в комнату вошла делегация в составе директора гостиницы и десяти официантов. Выражение лиц этих посетителей меня встревожило.
– Вам придется покинуть нашу гостиницу, – сообщил мне директор.
– Почему?
– Потому что вы чуть не убили коврового прямоточника.
– Я решил, что это просто ковер, – сказал я. – Мне никогда не приходилось иметь дела с ковровым прямоточником. Примите мои извинения. Но ковровым прямоточникам нечего делать в моей комнате.
– Я на вас не сержусь, – сказал директор. – Это уже третий ковровый прямоточник, который лезет в мою гостиницу за последнюю неделю. Но оставить вас в гостинице я не могу. Общественность мне этого не простит.